Кровавый жемчуг. Далия Трускиновская
проехали.
Подьячий что-то записал.
– И спрямили вы путь?…
– И увидели на дереве медвежью харю.
– Какую еще харю? – в голосе подьячего наконец-то прорезалось что-то человеческое. Он даже руку с пером отвел в сторону и опустил.
– Медвежью, как живая, из дерева резанную. Наверно, веревками примотана, – тут Тимофей повернулся к Данилке. – Данила, ты не заметил? Веревки были?
Парень помотал головой.
– А та харя глядела на поляну, и на поляне мы нашли мертвое тело.
– И это все?
– Все, поди…
– Мало, – твердо сказал подьячий.
– А ты спрашивай! – потребовал Тимофей. – Откуда мы знаем, что тебе полагается выяснить! Ты по-умному спроси – мы, как на духу, и ответим.
Тут дверь распахнулась. Вошел подьячий Земского приказа Гаврила Деревнин, а за ним земский ярыжка Стенька Аксентьев тащил на горбу лубяной, бедно расписанный короб, из тех, что приказные покупали за казенные деньги для хранения столбцов.
– Вот, Илья Матвеевич, сколько взяли, столько и возвращаем, – сказал Деревнин. – Все столбцы с нашими сверены. Из тех налетчиков, которые у тебя в розыске числятся, четверо наших, по нашим столбцам проходят. Надобно полагать, они-то на Москве краденое и сбывают. Кто прав-то оказался?
– Я, что ли, не говорил, что давно пора столбцы сличить? – огрызнулся Евтихеев. – Вот так-то и бывает, когда два приказа одними и теми же ворами занимаются! И кто ж таковы?
Деревнин протянул исписанный лист.
– Нарочно для тебя в обеденное время трудился. Поставь короб, Степа! Да бережнее!
Стенька опустился на корточки и дал коробу сползти прямо к стенке. После чего встал, очень недовольный. Как искать всякие разбойные имена по трехсаженным столбцам, так «мы», а как содеянным похваляться, так «я»!
– Вон оно что… – протянул Евтихеев и сунул лист под свиток столбцов. – Ну, благодарствую! Степа, ты короб-то левее передвинь, мы туда еще один поставим.
Стенька принялся пихать короб.
– Стало быть, харя глядела на поляну? И вы пошли, куда она глядела, и там было тело? На поляне? – вроде бы благодушно повторил сказанное подьячий и вдруг взвился: – Стало быть, с неба оно туда упало! Никаких следов, трава не примята, ни тебе копыт, ни тележной колеи, а тело с облака рухнуло!
– Вот то-то и оно, – согласился Тимофей. – Мы и сами удивились. Этот Терентий сам, своей волей на поляну пришел. А уж кому это понадобилось и за что его закололи – мы знать не можем.
Тут Озорной приосанился и заговорил отчетливо, все возвышая и возвышая голос:
– Мы – людишки государевы, государеву службу исполняем, для скорости дорогу спрямили! И для чего лесным налетчикам людей на поляны заманивать и ножом в спину убивать, нам неведомо! А ведомы такие дела Разбойному приказу! И потому мы, верные слуги государевы, сюда пришли! А коли бы на Москве беда стряслась – вон к нему бы пришли!
Последние слова конюх, указав на Деревнина, чуть ли