Повести и рассказы из духовного быта. Игнатий Потапенко
брат – диакон Назар; он, – говорит, – во священники просился; так ты…».
И видя, что все домашние слушают его с напряженным любопытством, дьякон на минуту остановился для того, чтобы подразнить их.
– Или, может, не рассказывать? а?
– Ну как же?!. Что же преосвященный сказал?
– А-га! любопытно! А вот возьму и не скажу!
– Ну, вот еще… Тогда зачем было начинать! – впрочем, все знали, что дьякон в конце концов расскажет, и конечно, ему самому хотелось этого больше, чем всем остальным.
– «Так ты, – говорит, – скажи ему, чтобы он приехал, и я его сделаю священником».
– Сказал?
Суровое и сухое лицо дьяконши расцвело. Священство Назара – это была заветная ее мечта. Даже академическая карьера Кирилла стушевывалась перед этим благом. Что Кирилл! Вольная птица, заберется куда-нибудь за две тысячи верст, и поминай его как звали. Назар же – человек, привязанный к месту, коренной, куча детей у него. Он будет жить до веку на ее глазах. Да, это обидно, что младший сын ее, магистрант, идет в сельские священники, но зато какое огромное счастье, что старший сын, дьякон, будет священником, хотя бы и сельским. Мефодий радостно потирал руки; Мотя прыгала в соседней комнате, потому что ей перед Кириллом неловко было прыгать; тетушка рыдала от радости.
– Да ты правду ли говоришь? – допытывалась дьяконша.
– Ну вот, стану я лгать в таком предмете! А не веришь – спроси у Кирилла!
– Правда, правда! – сказал Кирилл. – Это мне сказал преосвященный!
– Господи, как это чудесно!
Все были взволнованы, подходили друг к другу и делились восторженными восклицаниями. Говорили о том, как будет рад Назар и его жена Луня, как они устроятся на новом месте, как отдадут старшую дочку в епархиальное училище, для чего прежде не хватало денег.
– Эх, знаешь что, старуха?! Теперь я на покой, – с умилением воскликнул дьякон. – Пора ведь мне! Посмотри, как я сгорбился!
– Куда на покой?
– А так, на покой! Подам за штат и пойдем к сыну жить! Что ж мне! Мефодий скоро семинарию кончит, а Матрену на казенный кошт возьмут…
Лицо дьяконши вдруг сделалось суровым и строгим. Его как будто передернуло.
– Этого никогда не будет! – резко сказала она.
– Ну, что ж такое?! Назар – он добрый.
– Все добрые, пока в карман, а как из кармана – так волками делаются… Знаю я. Нет уж, лучше в работницы пойду, а на шею никому не сяду.
Кирилл смотрел на бледное лицо матери и думал о том, как, должно быть, жизнь ее была несладка, если она так глубоко озлобилась. Прежде он как-то не замечал этого.
– Ну, ну, пошла уже! – добродушно сказал дьякон и махнул рукой в сторону жены. – И вот всегда так. На людей злобится, никому не верит, даже детям своим кровным не верит.
– И не верю! – выразительно подтвердила дьяконша.
– То-то, что не веришь. А я вот всем верю. Всякому созданию Божию верю. По-христиански.
– И всякий тебя