Иглы в воде. Ольга Раковецкая
Пусть будет проклят тот день, когда я встретила тебя, – женщина посмотрела на меня не пронзительно, но с готовностью чем-то поделиться.
– Полгода назад, летом встретились – и всё, не можем расстаться, – Владимир тоже принялся смеяться.
Они посмотрели друг на друга с нежностью.
Полагаю, ей доставалось неплохо и от любовника, и от младшего брата, но она не переставала пить.
– Вот приехала ты с командировки – человек человеком, а сейчас! Страшно смотреть на тебя.
– Так и не смотри, – она вновь захохотала во весь свой хриплый голос, точно старая ведьма. Тощая, кто знал, в чём теплилась её душа…
– Не ругайтесь! – промолвила не без доброй улыбки я. Мы со студенткой Горного переглянулись.
Женщине понравился сей призыв, она чувствовала себя царицей, ей хотелось слезть с этих несчастных носилок на колёсиках, но всё никак не удавалось.
Показался травматолог.
– Это за тобой, – мужчина понизил голос.
– Хочешь, чтобы мне больно сделали?
– Хочу, чтобы тебя здесь оставили на недельку, хотя бы на сутки. Семья хоть отдохнёт.
Он говорил много и грубо, но в глазах обоих не проходила настоящая нежность. Я устроилась поудобнее – всё происходящее благодаря поздней ночи казалось театром. Передо мной разыгрывали банальную пьесу, но я верила, и не потому что хотелось, а потому что не могла не верить, столь талантливо подошли к своей работе немолодые актеры.
Её не без усилий увезли. Последними скрылись в комнате её чёрные носочки. Оттуда исходило:
– Мне больно, больно. Оставьте, прекратите.
Владимир никуда не собирался уходить, он захотел курить – ему было на самом деле тяжело слышать стенания своей женщины. Он обратился к охраннику за зажигалкой. Тот отдал её всё с тем же безмятежным, почти сумасшедшим видом.
Владимир вышел из больницы. Он курил долго.
Виктория стонала, но через некоторое время умолкла. Видно, её вылечили.
Мужчина вернулся.
Меня вызвали на рентген, и я с сожалением оставила всех обитать в пространстве без себя.
Через час мы встретились вновь. У бедняги брали кровь из пальца. Сестра была крайне недовольна поведением бомжа. Она материлась, чтобы привести пострадавшую в чувство.
– У тебя хоть есть семья?
– Есть. Дочка.
– Будет как ты.
– Нет, она другая.
Вот и всё. В этом слове содержался смысл всей её жизни и жизни других людей. Оно было произнесено с достоинством, с переизбытком веры. В продолжении себя она видела нечто хорошее.
– Ой, и что же ты с ней делаешь вместе?
– Учу писать красивым почерком. Она потрясающе пишет. Правду говорю.
Больше она не хохотала. Не потому что ребёнок заставил её прийти в себя, нет, но это её дочь всколыхнула в ней приятные воспоминания, дающие надежду, что и она в своём возрасте ещё не всё сделала, она не конченая. Это не конец. Будет ещё много таких ночей, когда она приедет в больницу на скорой с разными переломами – это её образ жизни. Но дочь