Евгений Онегин. Александр Пушкин

      Но муж любил ее сердечно,

      В ее затеи не входил,

      Во всем ей веровал беспечно,

      А сам в халате ел и пил;

      Покойно жизнь его катилась;

      Под вечер иногда сходилась

      Соседей добрая семья,

      Нецеремонные друзья,

      И потужить, и позлословить,

      И посмеяться кой о чем.

      Проходит время; между тем

      Прикажут Ольге чай готовить,

      Там ужин, там и спать пора,

      И гости едут со двора.

      Они хранили в жизни мирной

      Привычки милой старины;

      У них на масленице жирной

      Водились русские блины;

      Два раза в год они говели;

      Любили круглые качели,

      Подблюдны песни, хоровод;

      В день Троицын, когда народ

      Зевая слушает молебен,

      Умильно на пучок зари

      Они роняли слезки три;

      Им квас как воздух был потребен,

      И за столом у них гостям

      Носили блюда по чинам.

      И так они старели оба.

      И отворились наконец

      Перед супругом двери гроба,

      И новый он приял венец.

      Он умер в час перед обедом,

      Оплаканный своим соседом,

      Детьми и верною женой

      Чистосердечней, чем иной.

      Он был простой и добрый барин,

      И там, где прах его лежит,

      Надгробный памятник гласит:

      Смиренный грешник, Дмитрий Ларин,

      Господний раб и бригадир,

      Под камнем сим вкушает мир.

      Своим пенатам возвращенный,

      Владимир Ленский посетил

      Соседа памятник смиренный,

      И вздох он пеплу посвятил;

      И долго сердцу грустно было.

      «Poor Yorick![69] – молвил он уныло, —

      Он на руках меня держал.

      Как часто в детстве я играл

      Его Очаковской медалью!

      Он Ольгу прочил за меня,

      Он говорил: дождусь ли дня?…

      И, полный искренней печалью,

      Владимир тут же начертал

      Ему надгробный мадригал.

      И там же надписью печальной

      Отца и матери, в слезах,

      Почтил он прах патриархальный…

      Увы! на жизненных браздах

      Мгновенной жатвой поколенья,

      По тайной воле провиденья,

      Восходят, зреют и падут;

      Другие им вослед идут…

      Так наше ветреное племя

      Растет, волнуется, кипит

      И к гробу прадедов теснит.

      Придет, придет и наше время,

      И наши внуки в добрый час

      Из мира вытеснят и нас!

      Покамест упивайтесь ею,

      Сей легкой жизнию, друзья!

      Ее ничтожность разумею

      И мало к ней привязан я;

      Для призраков закрыл я вежды;

      Но отдаленные надежды

      Тревожат сердце иногда:

      Без неприметного следа

      Мне было б грустно мир оставить.

      Живу, пишу