Лунный дождь, или Про друга, который улетел. Альберт Григорьевич Горошко
расивыми городами, где нет ни души, но которые украшены величественными соборами, церквями, полуразвалившимися замками и дворцами. Когда я смотрю на Луну в бинокль, разглядывая разбросанные по ее поверхности сверкающие кольца кратеров, я ощущаю то же чувство, что и во сне. Где-то там, на Луне, или на этой Земле из моих сновидений живет он, мой старый друг…
В юности дружба достигает своего апогея. Это уже не те дурашливое мальчишеское “вожусь-не вожусь”, связанное с потребностью играть и соперничать. И не та взрослая рациональность, когда ты уже не ощущаешь в друге ежедневной необходимости. Дружба в юности – это генеральная репетиция того, что стоит выше. Чаще всего, поэтому. в молодости между людьми возникают странные отношения. Самые чистые, несмотря на разность или же сходство полов. В это время ты просто не можешь существовать без своего друга – кем бы он ни был, юношей или девушкой. И если судьба вдруг разделит вас, вы пишите письма, по одному или по два в день – пишите, рассказывая все, что с вами происходит и о чем вы думаете, откровенно о сокровенном. А когда не пишите, то читаете и перечитываете письма, полученные от друга. Они составляют отныне смысл вашей жизни. Время от письма до письма проходит, как калейдоскоп несущественных мелочей, даже если вас в эти промежутки постигает неудача или, наоборот, Фортуна улыбается вам. Вы кладете это в копилку вашей памяти, чтобы и о том, и о другом поведать в письме. Когда вы снова оказываетесь вместе, то не можете наговориться, перебивая друг друга, рассказывая то, что уже было в письмах, и то, чего не было ни в них, ни в действительности. Вы делитесь мечтами и планами. Или пытаетесь понять мир, философствуя на такие темы, о которых написаны целые трактаты, которых вы, по молодости своей, еще не читали, а в будущем, по занятости своей, уже не прочтете. Темы эти так и останутся на том уровне, до которого вы дойдете в своих рассуждениях и спорах, или забудутся вовсе, за ненадобностью. За такими разговорами незаметно проходят ночи, но вы не боитесь тратить время, отведенное для сна и отдыха. Время словно дает вам кредит в молодости, чем больший, тем более строго взыскиваемый потом с высокими, неподъемными процентами. Разговоры эти кажутся вам самыми важными открытиями, которыми вы готовы удивить целый мир, но мир не понимает и никогда не поймет вас, и только друг согласно покивает в ответ и добавит что-нибудь уточняющее…
2
Однажды мы с другом затронули одну из таких тем, дежуря в саду его двоюродной тетки, который приходилось раз в месяц охранять от непрошеных гостей. В садоводческих товариществах было правило – на ночной патруль собиралась небольшая группа по графику, сделанному на время созревания и уборки урожая. Я с удовольствием составлял компанию моему другу в этом, в общем-то, малоприятном деле. Почему-то накатывал сон именно тогда, когда нужно было, вооружившись фонариком и лопатой, выходить из теплого садового домика в росную ночную прохладу. Под звездным августовским небом молчаливые кроны деревьев казались существами из другой галактики, только что прилетевшими и притаившимися перед началом атаки. Хотелось поймать хоть кого-нибудь из охотников за чужими яблоками, но луч фонарика бесполезно блуждал по пустым закуткам сада. Мы возвращались в дом пить чай. Там нас ждала тетка с соседкой и ее внуком, а также самовар чаю. Начинались разговоры двух пожилых женщин об их молодости. Соседка рассказывала, как с ней в колхозе работал хороший парень, тракторист и мастер на все руки, за которым бегали девчата. Такой душевный был, играл на гармошке. Любила она его. И вот как-то раз случилась с ним беда – поковырялся в зубах ржавым гвоздем и умер! Ещё что-то она рассказывала после того, как обе посетовали о том, какая нелепая бывает смерть. Потом они ушли на обход участков. Наступало утро, и нам уже можно было поспать. Но сон не приходил, и мы почему-то начали разговор о том умершем гармонисте. Почему мы умираем, что такое смерть, что такое душа и вообще – что такое человек? Мы высказывали свои соображения и пришли к выводу, что тело – это только часть человека, данная для пребывания в материальном мире, со всеми органами чувств, передвижения, пищеварения и так далее. А душа – это то, что составляет другую его часть, то, что является одновременно и частью чего-то большего, населяющего космос, вселенской души. И попадает эта частичка души в земное существо, как только происходит первое деление клетки. Нам стало так жаль наши бренные физические тела, которые всего лишь использовались как временная оболочка для некоего непонятного и непостижимого вселенского разума.
– Получается, – говорил мой друг, – что мы на самом деле всего лишь рабы – постареем и станем ненужными, а то, что в нас сидит, улетит обратно в космос и потом снова поселится в другом теле?
Я был настроен все же более позитивно:
– Ну да, зачем же вечно торчать в этой оболочке. Ты сольешься с единой душой космоса, а если захочешь, снова придешь на Землю или, быть может, на другую планету…
– Да, но ведь я ничего не буду помнить о своей прошлой жизни? – продолжал он.
– Послушай, ну будешь ты, скажем, кузнечиком. Зачем тебе тогда знать, что ты был человеком? – спросил я и почувствовал, что мои ноги от самых кончиков пальцев начали дрожать. Я посмотрел на своего