Фактотум. Чарльз Буковски
сейчас?
– Сейчас нет.
– Тогда что не так?
– Я вообще не люблю людей.
– Думаешь, это правильно?
– Может быть, и неправильно.
– Пригласишь меня как-нибудь в кино?
– Я попробую.
Гертруда стояла передо мной, легонько покачиваясь на своих высоченных каблуках. Она придвинулась ближе. Она уже прикасалась ко мне какими-то участками тела. А я просто не мог ей ответить. Между нами все равно оставалось пространство. Слишком большая дистанция. У меня было чувство, как будто она обращается к человеку, которого нет. Когда-то он был, а теперь исчез. Может быть, умер. Ее взгляд был направлен прямо сквозь меня. Я не мог установить с ней контакт. Меня это не огорчало, не вызывало досады. Просто я чувствовал себя растерянным и абсолютно беспомощным.
– Пойдем со мной.
– Что?
– Хочу показать тебе свою комнату.
Я пошел следом за ней. Гертруда открыла дверь, и я вошел в ее комнату. Это была очень женская комната. На огромной кровати сидели плюшевые зверюшки. Они все удивленно таращились на меня: жирафы, медведи, собаки и львы. Пахло духами. Все было чисто и аккуратно. Все казалось уютным и мягким. Гертруда подошла поближе ко мне.
– Тебе нравится моя комната?
– Нравится. Да. Очень мило.
– Только не говори миссис Даунинг, что я приглашала тебя к себе. Она этого не поймет.
– Не скажу.
Гертруда молча стояла рядом.
– Мне надо идти, – в конце концов сказал я. Потом открыл дверь, вышел в коридор и вернулся к себе.
Глава 27
Заложив в ломбард несколько пишущих машинок и так и не выкупив их обратно, я отказался от мысли заиметь свою собственную. Свои рассказы я переписывал начисто от руки печатными буквами и в таком виде отсылал в редакции. Мне волей-неволей пришлось научиться писать начисто быстро. Теперь я пишу печатным шрифтом гораздо быстрее, чем прописью. Я писал по три-четыре рассказа в неделю. И отправлял их по почте в разные журналы. Мне представлялось, как редактор «Harper’s» или «The Atlantic Monthly» говорит: «Так, что у нас тут? Еще одно произведение этого малахольного…»
Как-то вечером я пригласил Гертруду в бар. Мы сидели за столиком, пили пиво. На улице шел снег. Я себя чувствовал чуточку лучше. В смысле, лучше обычного. Мы пили пиво и разговаривали. Прошел час, может, чуть больше. Я слегка осмелел и стал ловить взгляд Гертруды, глядя ей в глаза. Она тоже смотрела мне прямо в глаза. «В наше время непросто найти стоящего человека», – сообщил музыкальный автомат. Гертруда легонько покачивалась в такт музыке и смотрела мне в глаза.
– У тебя странное лицо, – сказала она. – На самом деле ты не такой уж и страшный.
– Скромный упаковщик товаров, который пытается пробиться наверх.
– Ты когда-нибудь влюблялся? Любил?
– Любовь – это для настоящих людей.
– Ты вроде бы настоящий.
– Не люблю настоящих людей.
– Не любишь?
– Вообще ненавижу.
Мы