Любимый жеребенок дома Маниахов. Мастер Чэнь
сказал я. – В следующий раз я позволю тебе прокатиться на этом черном безобразнике по здешним холмам. И еще посмотрим, как вы понравитесь друг другу. А раз уж ты слышала, что я кое-чем обеспокоен, то придется втянуть и тебя в наш с Чиром разговор.
– А тут все обеспокоены, хотя не знают, чем, – заметила она, поворачиваясь к выходу.
Чир стукнул пару раз копытом, выклянчивая угощение.
Морковка у меня, конечно, была. У Анны, понятное дело, тоже. Она ее сама постоянно грызла.
– В таких случаях, – тоном господина наставника начал я, – надо уметь задавать простые вопросы. Итак, «зеленые». Что мы о них знаем?
Это, конечно, был совсем простой вопрос.
Сердце Великого Города – вовсе не императорский дворец. Это ипподром. Громадное, необъяснимо громадное сооружение, чаша из каменных скамеек, колонны, статуи, обелиски, ряды окон – целый город в городе.
Это сердце начинало бешено биться, когда из четырех мраморных ворот плавно выезжали четыре колесницы. И мощная каменная чаша вздыхала – или ревела? – так, что слышно было даже у стен Феодосия.
Не знаю, как жители этой империи относились к прежним, ушедшим богам. Если вполовину с таким же восторгом, как к четырем колесничим, то боги, наверное, были когда-то счастливы.
Их четверо, в летящих плащах зеленого, синего, красного и белого цветов. И за каждым стоят сотни людей. Ипподром – такое же сложное предприятие, как моя торговля шелком: тысячи и тысячи золотых монет, кони и конюшни, люди, звери, музыкальные инструменты, сама музыка, хор приветственных криков. И всем этим руководят люди, почти такие же важные для Города, как и сами колесничие.
Когда-то жители всего Города делились – с большим или меньшим энтузиазмом – на зеленых, синих, красных и белых. Сегодня почему-то остались лишь первые две… они называются здесь «демы». Два демарха, мужчины эффектной внешности с тщательно завитыми бородами, очень даже заметные на каждой дворцовой церемонии. Движению их мизинца подчиняются отлично обученные толпы людей, вопящих хором приветствия – причем непременно пятнадцатисложные, что бы это ни значило. Они славят колесничих – но славят и императора, хором на четыре голоса, из-за занавесок на балконах.
А еще на трибунах звучат хоры евнухов, золотые и серебряные органы, кастаньеты, лиры. И организуют это тоже люди из двух дем.
Перед забегами колесниц на плоскости арены должны еще быть гимнастика, атлетика, бокс, дикие животные, танцы и пение. За это тоже отвечают демы.
И пантомима, любимая всеми и ненавидимая жрецами бога, с мимами обоего пола, которых за распущенность постоянно пытаются не пустить на сам ипподром; зато мимов, с их более чем откровенными выступлениями, приглашают в какие угодно дома и платят им какие угодно деньги. А ведь это тоже, в общем-то, демы.
Что не все знают и не все видят – перед гонками заседают штабы демов, они находятся возле стойл. Потому что демы отвечают и за то, чтобы избежать драк после гонок, которые кто-то ведь проиграет и огорчится. А раз так,