Пленники тайги. Андрей Андреевич Томилов
сетке, подвешенной на носу лодки, все плавал, плавал, прощупывал шестом все коряги и омута. Так и не нашел свой чайник.
Весь остаток зимы, а теперь уже и весну, и начало лета, варили чай в алюминиевой кастрюле. Какой это чай? Разве может удэгеец пить такой чай?
– Давай, однако. Покупай его буду. Плохой покупай буду.
– То буду, то не буду.
Лукса извлек из кармана залоснившийся кисет и вытянул из него деньги. Продавщица, подобрев глазами, не сдержалась от колкости:
– Если, «его плохой», зачем покупать?
Лукса искренне удивился вопросу:
– Как зачем? Чайник нету, совсем его помирать надо. Как могу без чайника жить?
Продавщица, заполучив деньги, в разговор больше не вступала, выдала товар, прихлопнула на прилавок сдачу и легко забыла о дотошном покупателе.
Лодка, загруженная нехитрым скарбом, одиноко маячила на деревенской пристани. В носу лодки нахохлившись, сидела, в смиренном ожидании, бабушка Уля. Она редко пускала голубоватый дымок из своей старинной трубки. Трубка была так стара, что даже помнила заливистый смех своей хозяйки, помнила ее острые, ровные зубы. Будучи молодой, Уля каждый день чистила зубы корешком элеутерококка. Этому ее научила мать, обещая, что зубы сохранятся на всю жизнь, что до самой старости можно будет кушать вкусное сырое мясо, – строганину. Но, теперь-то понятно, что мать обманула, уже давно во рту нет ни одного зуба, а заливистый смех куда-то убежал ещё раньше, когда умер ее первенец.
Собаки, коротко привязанные здесь же, завидев приближающегося хозяина, встряхнули шубы и потягивались, едва заметно улыбались родному человеку.
Спрятав чайник поглубже в бутор, Лукса, на родном языке поинтересовался, где народ. Бабушка ответила, что все уехали. Лукса залез пятерней в седую шевелюру и долго шкрябал там ногтями, о чем-то размышлял.
Родичи, на трех лодках, еще вчера ругались между собой и поторапливали Луксу, чтобы уехать всем вместе, но Лукса не торопился и не мог понять, зачем торопятся другие люди, – не все ли равно, где жить? Хорошо жить там, где есть еда, а здесь еды много, рядом с пристанью весь день работает столовая, там вкусно пахнет.
Солнышко пригрело, и на морщинистом лбу охотника заблестели мелкие бисеринки пота. В последние годы Лукса редко потел, старым стал, хоть ещё не бросил охоту. Стащив с себя энцефалитку, ей же утер лоб, бросил на сидушку. Остался в легкой, застиранной до мелких дырочек рубахе. Еще раз оглядел лодку, что-то гортанное сказал собакам, и они радостно запрыгнули, сели рядышком и уставились вдаль, ждали скорости, встречного ветра. Собаки приучены и в лодке ведут себя смирно, на борта не лезут, знают, что можно получить шестом по хребту.
Жиденькая, в три волосинки, удэгейская бороденка топорщилась в разные стороны, узкие до предела глаза, просто одни щелочки, не хотели расставаться с берегом, снова и снова ловили взглядом людное крыльцо столовой. Опять что-то сказал и бабушка шевельнулась, тяжело оттолкнула лодку от берега, в одно касание