Провинциальные тетради. Том 2. Вячеслав Лютов
детали, «мелочи суть мои боги», оказались незамеченными. Но тем обиднее, что Христос из «Двенадцати» всегда упоминался всуе всеми, кроме Блока, – его так и не расслышали. Обидно и то, что Блок, в принципе, оказался причислен к таким апологетам суесловия, как, к примеру, Брюсов или Мережковский.
Даже из вышесказанного относительно революции видно, что строчки Блока о Христе совсем не пустозвонны – и если мы пока не можем найти им объяснения, то это ничуть не означает, что этого объяснения не существует.
В поиске отгадки нам необходимо выбраться из текста самой поэмы и заново перелистать трекнижие Блока, чтобы из разрозненных кусочков собрать образ Христа таким, каким его видел Блок.
Вообще, образ Христа у Блока встречается не так часто, а потому странно, что исследователи поэмы «Двенадцать» не поставили принципиального вопроса: почему же именно Он? Так, появление в «белом венчике» Девы Марии было бы для всего творчества Блока гораздо логичнее и вполне предсказуемо; да и в тех редких случаях, разбросанных по трилогии, Христос чаще всего появляется именно с Ней и именно через Нее:
Ты была светла до странности
И улыбкой – не проста.
Я в лучах твоей туманности
Понял юного Христа.
Или:
Там – в глубине – Мария ждет молений,
Обновлена рождением Христа.
Наконец, в известном стихотворении «Ты проходишь без улыбки»:
…Богоматерь!
Для чего в мой черный город
Ты Младенца привела?
Есть у Блока и мотив «совместного странствия» – своего и Христа:
Мы странствовали с Ним по городам…
Он направлял мой шаг завороженный…
Есть и калькирование:
Да. Ты – родная Галилея
Мне – невоскресшему Христу…
На этом «доброжелательность» Блока к образу Христа исчерпывается; его Христос начинает принимать другие формы. В нем возникакет особое мифологическое противоречие, особое отстранение от канона. В «Двенадцати» образ Христа именно мифологизирован, что и вводит в заблуждение интерпретаторов, привыкших к богословским трактовкам.
Этот тезис, несомненно, требует определенных доказательств.
Еще в «Прекрасной Даме» Блок обронил:
Бужу я память о Двуликом.
Какую память? Культурологична она или архетипична? Почему именно Двуликий, а, к примеру, не триединый? Можно, конечно, сослаться на привычную двойственность творчества Блока:
В Тебе таятся в ожиданьи
Великий свет и злая тьма.
Другой пример:
Наутро ввысь пущу мои крики,
Как белых птиц на встречу Царя…
Как черных птиц на встречу Христу.
Можно углубить положение о двойственности Христа и сказать, что Блок попросту не различает Христа и Антихриста (это, кстати, уже встречалось в блоковедении, но сейчас у меня нет возможности уточнить источник). Версия заманчива,