Провинциальные тетради. Том 2. Вячеслав Лютов
продолжаем называть этого героя антихристом, согласно названию, хотя на всем протяжении повести, до узрения антихриста Иоанном, Соловьев именует героя как угодно, но только не антихристом. Если это обыкновенное лукавство философа, тогда все ясно; если это композиционное решение – «фигура узнавания» – тогда тоже все объяснимо. Но допустите, что в своем завещании Соловьев оставил нам сомнение – антихрист ли, или похожий на антихриста? Того ли так схематично казнили в финале?
Наконец, не окажется ли, что мы примем за разрушителя несчастного человека, пусть и «приютившего в себе дьявола», в то время как истинный антихрист будет стоять у нас за спиною?..
О ФИЛОСОФСКОЙ ЛИРИКЕ
К определению понятия (1995)
Глаз видит больше,
Чем сердце знает.
У. Блейк. Видения дщерей Альбиона
* * *
Прежде несколько разговоров, что позволительно для дневника, где только-только очерчивается тематический абрис.
Не так давно мне читала свои новые стихи А. К. По своей неосторожности, да из-за нарушения клятвы ничего не говорить о стихах своих друзей, я обронил: «философичная лирика»… На меня обиделись – пришлось оговориться, что, мол, я – дурак, и ничего не смыслю в высокой поэзии, «чистой поэзии», по выражению Стефана Малларме (пусть простит классик – я от него не в восторге).
А спор о философской лирике тогда не вышел.
Помог мой очень хороший друг, поэт, К. Бурков – на кухне, за чаем и водочкой. Когда-то, давным-давно, я говорил, что стихов его – не понимаю; мне бы что-нибудь попроще, не столь метаметафоричное, не с таким «загрузом» образности. Костя, наверное, до сих пор не знает, люблю я его стихи или нет. Я, впрочем, и сам не знаю. Писать его языком – упаси меня Бог.
Но вот теперь приходится ловить себя на мысли, что его образы четко отпечатаны в памяти, узаконены ею. Если это и была символическая игра мысле-образами, то игра предельна честная, азартная – в лучшем смысле этого слова (играть, чтобы убить время, – глупо; нужно играть, создавая время).
Мы тогда говорили о поэзии вообще. О философской лирике, в частности. Но толком ничего не сказали…
Почти год тому назад разговаривал с еще одним поэтом, Дм. Бавильским – нет, разговор не свелся к формальному методу (как я думал накануне), но совершенно к иной печали. «Литература – порождение больных людей», – звучало тогда. – Поэт своими комплексами, психиатрическими отклонениями, социальной уродливостью и оторванностью, мысями-чудовищами, рожденными от сна разума награждает читателя (возможно, не менее больного).
Метод современной литературы – психиатризм. А «здоровые писатели» делают деньги. О философской лирике говорить не пришлось…
Наконец, у Ал. С. Гришина, моего преподавателя.
– Вот вы пытаетесь создать жанр лирики. Но мы сами-то