Время Ворона. Алексей Третьяков
шлем, доставшиеся от итальянцев-кондотьеров, павших еще лет десять тому назад в битве с нашим воеводой. С них сняли забрала и используют тут в лагере только.
Многие доспехи были помяты, пробиты, имели налет ржавчины, кольчуги имели серьезные дыры. Но и это было в новинку всем парням. Большинство впервые взяли в руки оружие и одели доспехи. Молодых людей охватила эйфория причастности к военному делу, их будоражила сама мысль о предстоящих битвах, славе, трофеях и всем в таком духе.
Мартин подобрал себе цельный нагрудник итальянской работы, наверное, еще времен битвы при Никополе, простые пехотные наплечники, миланского типа рукавицы. Последние посоветовал выбрать десятник, мол, пальцы спасибо еще скажут. Горло защищал небольшой горжет, а на голове был старый ржавый шлем-айзенхут с низкими полями и щелью для обзора. Оружие ему досталось в виде алебарды очень хорошего состояния, но ее не мешало бы почистить и сгладить зазубрины. Рекруты подгоняли снаряжение с помощью ветеранов, подбирая подходящие элементы.
– А теперь небольшой марш-бросок. Не знаю, как вы, но я гулять просто обожаю, – ухмыляясь, произнес сотник.
Гулять в понятии сотника значило идти несколько километров в броне под солнцем или дождем, а также быстро бежать, перестраиваться из походного в боевое положение и наоборот. Причем помимо оружия у новобранцев были еще фляги и бурдюки с водой, переметные сумки с припасами. Маршировали они весь день. Мартин чувствовал себя измотанным и истощенным как никогда прежде. Он с другим саксонцем Конрадом под руки вели Имре, который от усталости обрыгался и получил тепловой удар. Болели натертые плечи, было ощущение, что трудно дышать, а нагрудник сжимает грудную клетку. Казалось, даже в открытом шлеме не хватало воздуха. При всем при этом, многие относительно неплохо перенесли поход. Прибыв в лагерь, они услышали многообещающий прогноз на завтра.
– У меня для вас новость – завтра на рассвете мы повторим наше путешествие, я вижу, что вам понравилось, и вы просто поражены той неописуемой красотой, что увидели за лагерем и даже нет слов выразить восхищение, – он выдержал паузу, – А затем я научу вас, как правильно бить своими ржавыми ковырялками.
В лагере они сложили снаряжение в арсенале и побрели к своим палаткам. Едва упав на набитые соломой тюфяки, прозвучало заветное: «Ужин! Идите жрать, голытьба!» Пищей была каша, краюха черного хлеба и кусок сыра. Также выдали немного солонины и по литру пива. Жесткую как подошва солдатского башмака солонину съели довольно быстро, как, впрочем, и все остальное. Опьянев от сытости, солдатня побрела спать – уже смеркалось и все очень устали. Некоторых счастливчиков отрядили в караул, а остальным было позволено спать. Мартин, привычный к тяжелому труду в мастерской отца, думая, что могло быть и хуже, провалился в сон. Ему снилась его возлюбленная Эльза и поля, в которых они гуляли и резвились в юности. Ему снился