Писательство – не простое дело. Алексей Леонтьевич Мильков
и остается. Вас не удивляет, что каждое третье преступление в России, я не хочу акцентировать – в варварской стране, связано с убийством или покушением на убийство? А наша бренность говорит о том, что в любую минуту мы можем оказаться жертвой даже собственной сиюминутной беспечности. Не так ли? – Холмс продемонстрировал мальчишескую улыбку, правда, несколько сдержанную.
– Гм… – опять не нашелся сказать Пронин.
Холмс и майор Пронин одновременно услышали свист закипающего электрического чайника и вместе сделали машинальное движение, чтобы выдернуть шнур из розетки. Пронин конвульсивно дернулся и побледнел.
– Ну, что я говорил? – загремел Шерлок Холмс. – Это в подтверждение только что приведенной мысли!
– Почему вас не ударило током, а меня шандарахнуло? – почесал затылок ошеломленный Пронин.
– Да это же элементарно, Ватсон! – засветился лучезарной улыбкой Холмс.
– Не заговаривайтесь, Холмс, – охладил его пыл Пронин.
– Ох, извините за банальную тавтологию с именем Ватсон. Причина ясна. У вас, майор Пронин, сырые потники в сапогах, а я не далее, как сегодня, поменял носки.
– А вот вы и не правы! Почему вы думаете, что электричество не может ударить по другой причине?
– Виноват, майор, ошибся. Как-то мои библиографы подсчитали, что в своей жизни я обманулся всего четыре раза и один раз женщиной.
Разговор бы продолжался в том же ироническом ключе, но внизу раздался звонок.
– Что-то случилось? – спросил Пронин.
Холмс тоже насторожился.
– Кто-то настойчиво звонит в наш офис? Догадываюсь, нетерпеливый посетитель.
– Кто может прийти сегодня? – Пронин взглянул на часы. Сказывалась профессиональная привычка отмечать время.
– Кажется, этот необъявленный визит очень даже кстати, возможно по поводу недавнего убийства редактора одного уважаемого, как у вас в России называют, толстого журнала.
– Да-да, я уже тоже ознакомлен с заключением судебно-медицинской экспертизы. – Пронин раскрыл толстую папку и продолжил выяснение: – Которая гласит, что пространство между нижней частью теменной кости и верхней затылочной размозжено зубилом.
– А вы не обратили внимания на фотографии? – Холмс ткнул на них пальцем. – Характерная деталь: убитый, откинувшись, сидит в кресле на бок. И вот тут меня не покидает чувство неопределенности, что, несмотря на раздробленный череп с оставленным в нем зубилом углублением, у редактора безмятежное выражение лица, словно он до самого последнего момента перед смертью инерционно принимал правила какой-то известной, много раз повторяемой, приятной только ему игры. – Не отличаясь набожностью, Холмс прочитал губами короткую молитву о спасении души раба божьего.
В майоре заговорил аналитический ум.
– Я этого не заметил, – стал убеждать он, – но что прибавляет к следствию такой малозаметный штрих? Хуже, что фиксатор не взял отпечатки пальцев, и улик, кроме глубоко засевшего в голове зубила, никаких. И список посетителей неполный, секретарша