Королевская щука. Анна Яковлева
как же ты сможешь ее понять, если не знаешь, чем она живет?
… Поезд, по всем признакам переживший Революцию и Гражданскую, выпустил пары, состав дернулся, лязгнули сцепления, и все стихло.
Ехать не хотелось до судорог.
Ванька Заикин снова ударился в бега, бабушка Фаина опять уехала, Фимку снова пришлось устраивать к Чаплиным и выслушивать от Наташки, повернутой на чистоте, лекцию о паразитологии.
– Она с глистами? – Наталья придирчиво рассматривала впалые Фимкины бока.
– Да все у нее отлично, – уклонилась от прямого ответа Талли.
– Смотри, – пригрозила Наталья, – если у детей заведутся лямблии или аскариды – ты будешь виновата.
– Хорошо. – Талли покорно вздохнула.
– Диваны только портить с вашими псами, – ворчала Наталья, снимая с Фимки ошейник. – Когти вон, не острижены.
– Где? Все я состригла ей. Пострижена, протравлена, привита, в сумке с кормом ошейник от блох, – бубнила Талли, пятясь к двери.
Руки были развязаны, а ехать не хотелось все сильней: интуиция подсказывала, что синяк на детском запястье не мог быть ни чем иным, кроме криминала.
– Заозерное! – Голос проводницы прозвучал в наступившей тишине неестественно громко.
Четыре участницы экспедиции в скорбном молчании друг за другом спрыгнули с подножки в снег – пятая колонна, а не комиссия.
Все примерно одного возраста, все, кроме Талли, разведенки, матери-одиночки, каждая в душе либо пиранья-феминистка, либо правозащитница: детский врач Алла Андреева, инспектор городской инспекции по делам несовершеннолетних Люба Хромченко и завотделом департамента образования Аделаида Блюммер. Любой намек на насилие действовал на каждую как красная тряпка на быка.
Морозный воздух, показавшийся после вагона целительным, забил легкие. Талли поежилась.
Как она могла забыть, что инициатива наказуема? Высунулась – вот на нее все с радостью и взвалили: создание комиссии и разбирательство.
По ее инициативе вся группа десантировалась в районном центре, чтобы вселиться в символично отапливаемую гостиницу с тетками-администраторшами, похожими на сутенерш, и ввязаться в позиционную войну с системой.
До интерната №2 добирались на попутках – мороз усилился, и водители безоговорочно подбирали с обочин пассажиров.
Как и ожидалось, интернат встретил молчанием ягнят и круговой порукой.
Роль деревенской недалекой бабы директрисе не давалась, острый взгляд невыразительных глазок, подведенных стрелками до висков, выдавал шакалью породу. К вопросу о насилии старших воспитанников над младшими мелкая падальщица оказалась готова.
– У нас? – натурально изумилась она, – ну что вы! Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Это же вам не Америка.
– К сожалению, статистика не подтверждает ваш оптимизм, – спокойно возразила Люба, – и Америка здесь ни при чем.
– Дети везде одинаковы, – заметила Алла.
– Наши интернатские не способны на насилие. Я, конечно, не утверждаю, что все они ангелы, но насилие – нет.
Поняв, что подобные