Белокурый. Грубое сватовство. Илона Якимова
совсем забыл о ней, притаившейся за спинкой кресла. Хрипловатый прерывистый вздох, похожий на всхлип, вывел его из задумчивости, Босуэлл вздрогнул и взялся на дагу на поясе одновременно, когда услыхал робкое:
– Милорд?
Стояла возле кресла на коленях, готовая к услугам. Почему не ушла, интересно, когда он ей предложил? Испугалась, что Джон Гордон подкараулит снаружи? Посмотрел в обращенное к нему лицо: миловидная, но худая, как болотная крыса, светлые спутанные волосы, на скуле синяк, должно быть, от нежности Сазерленда. Небрежно провел кончиками пальцев по впалой бледной щеке. Она не отстранилась, стерпела, опустила глаза, но видно было, что ей для того потребовалось усилие. Молодая совсем, ей еще в новинку эти игры баронов. Отмывать и выводить вшей, прежде чем укладывать под себя. Откуда только глупый мальчишка ее вытащил?
Спросил мягко:
– Что встала-то? Проваливай.
Как завороженная, замарашка наблюдала: в холодном лице мужчины еле-еле проступает усмешка, куда более теплая, чем можно было ожидать, хотя и слабая, как отблеск зимнего солнца, и он становится не просто хорош собой, а пронзительно красив – у нее защипало в глазах, но скоро она опомнилась.
– Спасибо, ваша милость, – отвечала тихо и исчезла.
И помолись за меня – не прибавил теперь даже в мыслях. Молитвой в нем уже ничего не исправишь и не проймешь.
Рай не для Хепбернов – дядя был прав.
Бледный от выпитого и от недосыпания, хотя Ее величеству сказали – от усталости, ведь граф Босуэлл только вчера вернулся из Эдинбурга, от регента, стоял он, преклонив колено перед дамой своего сердца, которая жадно ждала новостей, имея основания полагать, что граф изложит ей их с сочувственной точки зрения. Белокурого красило утомление, придавая правильным чертам, помимо благородной холодности, некую утонченность. На минуту Мария де Гиз позволила себе задержаться взглядом на светлой голове, склоненной перед нею. Если ей нельзя думать о нем, как о мужчине, то кто сказал – и любоваться нельзя, как породистым животным? Она в достаточной степени владеет собой, она может с собой справиться. Босуэлл являлся во дворец всегда в окружении шумной свиты своих бойцов, от них шел запах порока, хаоса, грубости и разбоя ничуть не меньший, чем – кожи, крови, лошадиного пота, человеческого немытого тела. На фоне их рож, их манер он уверенно выглядел ангелом, хотя и ангелом падшим, но до такой степени привлекательным…
– Какие новости с юга, граф?
– Из столицы, Ваше величество? Не из тех, что могли бы порадовать мою королеву.
Поднялся во весь рост, подметая полой плаща изразцовые плиты пола – это прозвучало как шуршание чешуи гадюки по камню – и Мария внутренне содрогнулась. Как быстро Босуэллу удавалось переходить от светлой своей стороны к темной… и этот контраст всегда пробуждал трепет в ее душе – рябь глубинных ключей неостывающего влечения. Но она справится с этим.
– И,