Мусорное счастье. Сборник рассказов. Надежда Плахута
был дождик, маленький, грибной, и Женька сказал, что теперь «зелёной» хорошо – она в своей естественной среде.
На четвёртый день день странные дядьки опять объявились, а мой папа их даже встретил.
Мы ещё немножко поиграли и полазили по деревьям, но Женька всё равно был мрачнее тучи. Мы подумали, может, он что-то не соблюл в технологии, или забыл проверить, появляются ли от лягушек бородавки, и если да, то от каких— от дохлых или от живых?
Довольно скоро у всех у нас терпение лопнуло и мы пошли лягу откапывать, только в месте нашего «клада» те же противные дядьки столб здоровенный вбивали- и как назло, прям туда, под бывший смородиновый куст, который валялся рядом, похожий на паука-колдуна, а моя мама бледная-бледная рядом покачивалась. Столб торчал именно там, где ещё недавно мирно лежала лягушка. Я себе её так живо представила— зелёненькую бородавчатую царевну-лягушку, расплющенную этой громадиной, что меня даже вырвало, Женька по-взрослому руганулся, а Серёнька захлюпал носом.
Тогда мы дали друг другу слово больше ничего ни дохлого, ни живого не закапывать, а если что и закапывать, то только важные вещи и дневники. Я не хотела хоронить свой дневник, потому что в нём было несколько пятёрок по родной речи и пению, а у Женьки были двойки и трояки, и поэтому он расхохотался басом и сказал, что дневник – особо секретный документ, который ведут разведчики, путешественники и герои. И мы решили вести дневник исследователей дальних миров. Идея всем очень понравилась, особенно Серёне, хотя он ещё не умел писать. Но Женька сказал, что малый будет бортмехаником, для этого и уметь ничего не надо, только смотреть в необозримый космос, ну, и сохранить дневник для потомков. Я нашла толстую тетрадку в клеточку. Тетрадь была старая, но чистая, с крепкой чёрной шершавой обложкой. «Её и старить почти не нужно»! – Обрадовался Женька.
Сначала мы её всю немножко изгваздали глиной для убедительности, потому что на Марсе обязательно должна была быть глина. Страницы потяжелели, став похожими на печенье «Хворост». Женька предложил для чистоты эксперимента покапать на глину кровью (для придатия жути), на что Серёня быстро спрятал пальцы в карманы, а когда я сказала, что «сдавать кровь» мы не дадимся, то Женька отстал.
Вечером он принёс большие походные спички. Огонь грыз страницы, и они желтели, старея на наших глазах. Дырки вышли что надо: больше, чем сырные, с чёрной угольной бахромою, чтобы никто даже не сомневался в том, что дневник побывал в великих космических битвах. Мы хотели немножко прожечь тетрадку, но чуть не спалились сами.
Когда огонь погасили, тетрадь уменьшилась почти на одну треть, но Женька нас успокоил, сказав, что в случае потопа она переживёт всё человечество, если, конечно, пакет с дневником положить в другой пакет; тот другой – в третий; потом поместить всё это в контейнер, и запечатать в медную капсулу с серебряным покрытием; доставить её на орбиту и выбросить в открытый космос. Ничего сложнее контейнера у нас не было, а об открытом космосе можно было