Без благословения. Роман, сотканный из дневниковых записей офицера, служившего в Группе советских войск в Германии в 1950-х. М. М. Колесников
знаете? – неожиданно спросил Сергей.
– Конечно, – ответил я, а Безрукавый и Шевченко согласно кивнули головами. Про себя я представил седого, довольно поношенного подполковника с мутными глазами, как у дохлого судака.
– Так вот, в прошлое воскресенье он поехал проверять караул. Есть там у них на отшибе. Проверял утро, проверял весь день и захватил даже вечер. Никто бы этого, конечно, не заметил, но командиру понадобилось куда-то поехать, а машины нет. О Жихареве и не подумали, решили, что шофёр уехал самовольно и начали искать. Привлеки для этого комендатуру и нашли машину у одного домика на пустынной штрассе40. Шофёр дремлет в машине, а подполковник дома на перине в объятьях одной фрау.
– Ты сильно загнул, Аношин, – недоверчиво сказал Шевченко.
– Попробуй разогни. На пятьдесят марок.
Так как Шевченко спорить не рискнул, Сергей продолжал:
– Самое занятное, что эта фрау – дочь каких-то эмигрантов из России и даже родилась чуть ли не в Петербурге. Сейчас обстановка такая: Жихарева вызвали в штаб Группы к члену Военного совета.
– Отсюда мораль: надо ходить пешком и не пользоваться машиной командира полка, – со смешком заметил Безрукавый. – Но откуда ты, Сергей, добываешь такие скандальные истории?
– Они сами идут ко мне в руки, – засмеялся Аношин, довольный произведённым впечатлением. – Ведь кто, кроме меня, вас просветит? Будете сидеть вечно в невежестве.
К вечеру я стал волноваться. Как там у Лени, достала ли она билеты? Кроме того, довольно легко согласившись на посещение театра, я потом осознал, что театр – это не забегаловка, где на тебя могут обратить внимание не более десятка полтора человек, и даже не кинотеатр, в темноте которого ты ничем не выделяешься среди зрителей. Здесь всё будет сложнее, можно напороться на «наших» ребят в штатском, которые не только говорят по-немецки, как настоящие немцы, но и обязаны постоянно быть среди них, изучать обстановку, настроение людей. Самое паршивое, что они могут даже знать меня в лицо, а я их – нет. Однако делать нечего: назвался груздём – полезай в кузов. Ведь не могу же я признаться Лени, что боюсь.
По пути позвонил из будки телефона-автомата. Лени встретила меня с чёрного хода. Она была одета для театра. Не роскошно, но как-то необычно празднично. Бордовое платье хорошо облегало стройную фигуру, подчёркивая все её достоинства, а ожерелье из каких-то камней в старинной оправе придавало торжественность.
В маленькой подсобке я быстро переоделся. Лени придирчиво осмотрела меня и осталась довольна.
– Ты просто мастерски завязываешь галстук, – заметила она.
– Наверное, мода на завязывание узлов не менялась по крайней мере уже лет десять.
– Или стала такой же, как десять лет назад. Мода – это ведь хорошо забытое старое.
Я помог Лени одеть пальто, надел своё кожаное. Лени выключила свет, и мы вышли.
Уже стемнело,