Проделки куриного бога. Анна Яковлева
номера над полками.
Смущением и детской полуулыбкой женщина навевала стершиеся из памяти светлые женские образы: Татьяны Лариной, например, Софьи Фамусовой и Натальи Ростовой… И мамы…
Забыв о приличиях, статусе, возрасте и сопутствующих неприятностях, таких, как бессонница, артрит и супружеская неверность, Герасимов силился и не мог оторвать глаз от строгого лица, вокруг которого парили завитки светлых волос, беспощадно стянутых на затылке в хвост.
Каждое движение незнакомки, каждый наклон, поворот головы доставляли Герасимову эстетическое наслаждение.
Он не мог понять природу этой притягательности, и мучительно искал разгадку. На слово «сексуальность» у Герасимова была идиосинкразия, но именно оно, это ненавистное слово настойчиво лезло в голову.
Поезд чуть заметно тронулся, вместе с составом тронулись мозги.
Перед мысленным взором Герасимова незнакомка вдруг престала обнаженной, с распущенными волосами…
Видение застало Герасимова врасплох и вызвало кратковременную, как у больных с диагнозом «мерцающая аритмия», остановку сердца. Дыхание у несчастного сбилось, и понадобилось несколько минут, чтобы его восстановить. Не спасли даже две пуговицы у горла, расстегнутые дрожащей рукой.
Герасимов впал в тихую панику. Что это с ним? Кризис среднего возраста? Откуда?
Он, умудренный, битый жизнью и знающий себе цену мужик, а ведет себя, как… Как недоумок…
Никто, к счастью, не заметил его состояния.
Очаровывая обеих попутчиц, Борис, как обычно, захлопал крыльями, распустил хвост, и Герасимов надежно спрятался в их благословенной тени.
До конца поездки делал все, чтобы не привлекать к себе внимания, но украдкой, как школяр, подсматривал за попутчицей, у которой ко всему оказалось божественное – иначе просто не могло быть – имя. Михалина. Михася.
Имя давало волю воображению. Можно было придумать массу вариантов на его тему, чем Герасимов и увлекся, когда все подались в буфет или ресторан (Герасимов не запомнил), и он остался в купе один.
Он грыз куриную ножку, с озорством шестиклассника поглядывал на болтающийся на крючке кожаный рюкзак, мгновенно причисленный к фетишам, и выкраивал из восьми букв – считал на пальцах!– новые и новые имена: Мишуся-Шуся. Михалька-Милька- Алька. Мишель. Мишелька- вермишелька.
Это была игра, похожая на игру в города, в которых не судьба побывать…
Глава 4
…Стоило покинуть зону обитания Недобитюха, как в Михалине стали происходить какие-то глубинные изменения.
Сначала вернулась девичья мечтательность.
«О, Варшава, – думала Михася, трясясь в электричке, – этот полугород-полусирена! Плац Трех Крестов, аллеи, пряничный левый берег Вислы…».
Голова сладко кружилась.
Поезд, перрон, терпкий запах лопающихся почек и талой воды усугубили ее состояние. Не говоря о попутчиках…
Вместе с нею в купе оказалась загорелая крашеная девица лет двадцати пяти, немного дерганая, с полным ртом жвачки. Довольно