Революция для своих. Постиндустриальная Утопия. Григорий Луговский
освободился от ее правил, надстроив над природой этажи собственных игр: культуры и ее «филиалов», ставших частью человеческой социальной ткани – этики, эстетики, религии, политики, искусства и т. п. Свой игровой код, во многом определяющий сознание и поведение, может иметь и отдельный человек.
Слово «игра» имеет ряд значений, которые так или иначе реализуются и в культуре:
– колеблющейся интенсивностью однородных ощущений (как «лист, играющий на ветру»);
– системой взаимодействия, приводящей к пересечению разных ощущений с возможным их перетеканием в противоположные;
– рядом правил, знание и умение использовать которые способно привести к успеху – преобладанию позитивных ощущений;
– свободная, лишенная условностей, налагаемых обыденным бытием, деятельность сознания («игра воображения», «игра разума»);
– игрой как творческой деятельностью актера, или музыканта; это почти аналог «игры воображения», но инструментом такой игры выступает уже сам человек (актер играет всем телом), либо некий предмет, предназначенный для творчества.
Все смыслы понятия «игра» указывают на двойственность бытия и вращаются вокруг правил, норм, законов и их нарушения. Либо выработки новых правил и поиска законов, которые пока от нас скрыты. Игра культуры – всегда то, что происходит по правилам, отличающимся от правил природы. Поэтому игровое начало следует рассматривать как кратчайший мостик между психическим и социальным в нас, с игры начинается «удвоение мира» – его разделение на мир природы и мир культуры.
Культура стала возможной и необходимой для человека в силу способности вызывать широкую гамму чувств, возбуждая работу ума, которому важно не просто внимать, но и понимать происходящее, направляя события в сторону увеличения приятных чувств и избегания неприятных. Создавая свои культуры, общества создают собственные альтернативные миры, утверждая мысль, что «большой мир», где царят правила «большой игры» природы, несовершенен и требует доработки. Символическая игровая деятельность становится альтернативой однозначной обыденности. Благодаря игре мы можем побыть не собой, пережить нечто, чего в жизни не было, либо бывает редко, тренируя способность преодолевать экстремальные ситуации.
Самые архаические человеческие игры – ритуалы, которые были и первой формой языка, кодирующей глубинные стереотипы социального поведения не в речевых актах, а в телесных. Различные «сигналы тела» (мимика, жесты) служат своеобразными архетипами (или мемами), отличающимися у каждой культуры, выступая самым сильным каналом передачи культурного опыта на бессознательном уровне. На этом механизме строится усвоение культурной информации детьми, позволяя им быстро вписаться в свою социальную среду, впитывая массу представлений о мире, минуя их вербализацию.
Вероятно человеческое пение, то есть простейшее музицирование, предшествовало