Мобильный свидетель. Михаил Нестеров
учеником. Я просмотрел десяток выступлений и заметил вот что: вы и Саша двигаетесь одинаково. Кажется, что Саша – ваша тень. Он копирует вас. И не только в танце. Мне посчастливилось найти в Сети ролик, снятый кем-то из гостей. Он отличается от официального, снятого оператором тюрьмы, только качеством изображения и длительностью. Когда профессиональный оператор сказал себе «стоп» и остановил запись, любитель продолжил снимать. По сути, строй мобберов распался, как по команде «разойдись». Вы и Саша пошли в сторону главного корпуса – как два близнеца. Как если бы пленку разделили надвое: негатив и позитив. Походка, движения рук, поворот головы, осанка – совпадения идеальные. Вряд ли он передразнивал вас…
– Я думаю, он просто не выключился из танца, и его движения были инстинктивными.
– Вот! – воскликнул Карпов и поднял указательный палец. – Что и требовалось доказать. Саша остался в образе. В вашем образе, мистер Кейн. Вы – его живой пример, носитель определенных черт и качеств. Отчасти и остальные заключенные тоже берут с вас пример. Вы можете помочь Саше. Если вы отвернетесь от него, он сгниет в тюрьме. Он слетит с катушек. Сейчас танцы для него – отдушина, развлечение, экзотика. Но через год они превратятся для него в каторжную работу, а плац, на котором проходят бесконечные репетиции и представления, – в каменоломню.
– Хотите выдавить из меня слезу?
– Встретимся завтра.
Рональд Кейн в эту ночь долго не мог заснуть. Эстонский воздух для него стал тяжелее, чем филиппинский: он был пропитан стонами заключенных. Кейн стоит лицом к строю, поднимает руки и резко опускает их, давая команду к началу представления. Тотчас поворачивается к строю спиной. И в этот миг в строю происходит метаморфоза: порядок его не меняется, но у каждого заключенного в руках появляется кайло, роба сыреет от пота; плац покрывается безобразными ямами и грудами камней, над площадью нависает стена пыли. Кейн снова экспериментирует: сначала встает лицом к мобберам, выстроенным согласно концепции танца, и его представление о них меняется: они сосредоточены, вдохновлены – как шеренга солдат, внимающая своему командиру; он поворачивается к ним спиной и спиной же чувствует изменение в строю, как будто сотни личинок разом превратились в куколку…
Тяжелое дыхание непосильного труда – вот что он чувствует занывшим внезапно затылком.
Чертов русский! Трюкач! Подбросил в карман целую пригоршню семян, и они дали первые ростки сомнений… Он что, опытный психолог? Или он аналитик, учитывающий все обстоятельства и даже обстановку? Но в чем разница между аналитиком и психологом? В конкретном случае – никакой.
Карпов учел все обстоятельства – значит, давил на жалость, зная ее точный адрес – захолустье «учительского» сердца. Верил ли он в успех своего сомнительного, надо сказать, начинания? Фифти-фифти. Контрольного пакета у него не было. Разделил ли ответственность за судьбу одного человека поровну? Глубокие переживания в груди Рональда Кейна