(Не) детские сказки: Жар-птица. Александр Верт
раскатился, но никто не поспешил ответить.
Подождал Добромир, прислушался, на Булата обернулся, снова постучал, а дверь возьми и откройся перед ним сама. Скрипнула и приоткрылась. Он толкнуть ее хотел, а она вдруг распахнулась, словно не из тяжелого камня была, а из тонких досок да ветер легкий мог ее потрепать.
Шагнул Добромир в светлый холл, стал оглядываться. Точно дом заморских королей! Картины тканые на стене. Статуи атлетов, словно колонны потолок держат, а по крутой лестнице вниз неслось чудище!
Такое, что Добромир попятился. Пес огромный, трехголовый мчался вниз, ушами хлопая. Слюна с клыков метровых во все стороны летела.
− Прости меня, мама, за такую короткую жизнь, − прошептал Добромир, к самой лестнице пятясь.
Против такого монстра и меч не поможет, и тот при Булате остался.
Простился Добромир с жизнью, зажмурился, а тут голос громогласный раздался:
− Церба, стоять! – велел он.
Пес остановился, если он, конечно, был псом, и только самой слюнявой центральной мордой хлюпнул.
− Наш гость не намерен с тобой играть, − уже тише сказал тот голос, и хозяин его вышел на свет.
Кащеятус собственной персоной в черном сюртуке потрепал страшного зверя по подставленному уху и улыбнулся Добромиру странной зловещей и все же добродушной улыбкой с заметными клыками.
− Добро пожаловать в мой дом, царевич, − сказал он.
− Почем знаешь, кто я? – поразился Добромир.
− По крови твоей, по крови. Ты как раз к обеду. Разделишь со мной трапезу. Идем, а то скучно мне тут одному. Цербуша, иди, погуляй во дворе, только коня не трогай, он − не твоя забава.
Цербуша − громадина трехголовая метров пяти в холке − радостно поскакала во двор, повизгивая так, что горы дрожали.
Глава седьмая, в которой чудища мудростью своею делятся
Привел Кащеятус Добромира в другой зал.
Высокие окна в нем открывали вид на горную реку, что шустро бежала по склону, а черные птицы на камнях рядом с ней чинно чистили перья, раздували пушистые грудки и показывали ало-красный пух.
− Не удивляйся, что никогда не видел таких птиц, − сказал Кащеятус, проходя к столу. – И в легендах ты о таких не слыхал. Это мои птицы, личные.
Он сел за круглый стол, укрытый черной скатертью без вышивки, и указал Добромиру на одно из двух свободных мест.
Стол накрыт был на троих и, подойдя к нему, Добромир поморщился, опасаясь средь еды увидеть какую-нибудь гадость колдовскую, но пахло от стола привычной медовухой. Занял Добромир место и растерянно осмотрелся. Негоже ведь за еду с грязными руками приниматься.
Кащеятус усмехнулся, поднял подле себя с маленького блюда крышку, а там полотно мокрое свернутое лежит, взял он его и руки свои вытер, с интересом за гостем наблюдая.
Хмыкнул Добромир, тоже крышку поднял. У него такое же лежит, пожал он плечами, взял его, развернул, а оно само давай руку отчищать, словно без перчаток Добромир по лесу в бурю ехал, а не в зимнюю пору. До перстня