Острый угол. Виктор Брюховецкий

      Мы битый час не можем столковаться:

      Прощать или карать – возник вопрос

      Сначала в шутку, а потом – всерьез…

      Нам было бы спокойней не встречаться.

      Всё про Христа, всё про его величье…

      Но есть сомненье, чем не удивлю —

      Христос, конечно, парень симпатичный,

      Но кто Иуду затащил в петлю?

      Солнце в окна, зуд по коже!..

      Каждый день одно и то же —

      Газ, кастрюли… Громко, нервно.

      Это, друг, еще не скверно,

      Я скажу тебе верней —

      Есть места, куда скверней.

      Не уехать, не умчаться…

      Сослуживцы. Домочадцы…

      – Кофе? Чай?..

      Да нет, не надо,

      Мне бы лучше чашку яда.

      Нам сказали, что он нехороший,

      И словесной отвесной порошей

      Заровняли всё, запаковали.

      Мы к нему проберемся едва ли.

      И тогда закричали кликуши…

      Да услышит имеющий уши!

      Да увидит имеющий очи!..

      Это было уже после ночи,

      После той сумасшедшей и страшной,

      И вчерашней и позавчерашней.

      «На огонь!» – закричали.

      «На площадь!..»

      Но никто не бастует, не ропщет.

      Удивительно всё. Как в тумане.

      Как в стране, где обман на обмане,

      Где приучены к боли и травле,

      Где слова заржавели и сабли.

      На костер возвели, жечь пытались,

      С факелами во мраке возились.

      То ль сырыми дрова оказались,

      То ль слепые глаза их слезились…

      Развязали его, отпустили,

      Но не верил никто, что простили.

      Он пошел, не казнен, не оправдан,

      По дороге меж ложью и правдой,

      Где всеобщие наши печали

      Как взведенные мины торчали.

      И всё же каждому свое…

      И я, блуждая по планете,

      Сумел спустя десятилетья

      В глухой тайге найти ее!

      Пустые окна, двери сгнили,

      Гнилое мохом поросло.

      Но всё равно под слоем гнили

      Она хранит мое тепло.

      Ведь, повинуясь жизни строгой,

      В далеком памятном году

      Я жил дневальным на посту

      Здесь возле тумбочки убогой…

      ……………………………………..

      …Мы спим в два яруса. Стеною!

      Как? – низкоросла и мала —

      Казарма эта в два крыла

      Три роты уместить смогла

      Со всею музыкой ночною?..

      Дежурный прокричит тревогу.

      Секундомер нажмет «старлей».

      Сквозь топот ног и лязг дверей

      В мозгу поет сверчок «скорей!»,

      И смрад ночной течет к порогу.

      И мы бежим, гремя железом.

      Молчат хранилища.