Капли времени. Наталья Владимировна Ожерельева
ради, стоит сказать, что Надежда Викторовна хоть и на самом деле оказалась строгой и требовательной, но не злой (незлая и добрая – разные вещи) и почти справедливой к детям, за одним исключением.
Но и это исключение вполне можно понять: воспитатели тоже люди, и как у обычных людей, кто-то из детей у них может вызывать гораздо большую симпатию, чем вся группа, вместе взятая. Может, это и непедагогично, но человеческие чувства ещё никто не отменял. К тому же, выказывая симпатию к одной девочке, Надежда Викторовна отнюдь не гнобила других детей. Просто была ко всем остальным чуть строже, чем к Маше Кузнецовой.
Да и трудно было оставаться равнодушным к такой хорошенькой мордашке, как у Машеньки. Темные кудрявые волосы до плеч, чёрные глаза и, самое главное, Машенька почти всегда и всем улыбалась. Улыбалась так, как улыбается счастливый и всеми любимый ребёнок, который ещё не знает, что не всё в жизни солнечно и радостно. Ну и, конечно, дефицитные подарки для воспитательниц от Манечкиных родителей тоже подкрепляли тёплые чувства к воспитаннице.
Вечер после первого детсадовского дня прошёл спокойно. Мама расспрашивала меня, чем нас кормили, с кем я подружилась и спала ли я днём во время тихого часа. Я совершенно спокойно что-то ей рассказала, ничем не выдав своих страхов по поводу утреннего происшествия, поиграла с сестрой, которая после детсадовской группы показалась мне безопасной, а значит, очень хорошей. Вот когда я оценила её присутствие в своей жизни! Не зря говорят, что всё познаётся в сравнении. Если бы при ней меня кто-то обидел, Олеська не стала бы на это молча смотреть, как дети в детском саду!
Такие уверенные выводы я, видимо, сделала на том основании, что уже на тот момент мы почти всегда заступались друг за друга перед родителями, выгораживая одна другую. Хотя была в этом заступничестве и своеобразная корысть: если одну из нас накажут и поставят в угол, то второй-то будет не с кем играть и придётся скучать в одиночестве!
По моим спокойным ответам мама не заподозрила никакого подвоха, и тем сильнее было её удивление, когда на следующее утро я наотрез отказалась идти в садик. Очень мне не хотелось снова оказаться во власти Надежды Викторовны! Но мама-то тоже взрослая! А взрослых приходится слушаться, даже если тебе этого очень не хочется. Я ныла, упиралась и гундела всю короткую дорогу до сада.
Когда мама насильно втолкнула меня в группу, я немного примирилась с горькой судьбой: воспитательница с утра была другая – Елизавета Геннадьевна. График у них был посменный, одна до обеда, другая с обеда до вечера. Елизавета Геннадьевна вчера была в вечерней смене, значит, сегодня она с утра. Она была гораздо мягче и спокойнее Надежды Викторовны, с вежливыми словами после полдника и ужина ко мне вчера не приставала, и при виде её я слегка успокоилась, отцепилась от мамы и пошла в группу.
В первые же детсадовские дни я обзавелась двумя заклятыми подружками, с которыми продружила до самого окончания подготовительной группы.