Начистоту. Книга писем. Галина Щекина
из Кадуя, а Наугольный – мне: Дудкин – гностик. И две страницы про это. И никакого отношения. Я стала допытываться, чтоб перевел, а он: Дудкин темен и ничего еще не сказал своего. И надо ж две страницы кошмаров заумных наворотить!. Наугольный сам-то гностик. Сам еще ничего своего. Да и я такая же. Еще на «Тенётах» болтаюсь! Сидела бы. У Дудкина огромная библиотека. Более 1000 томов, лучшие издательства ему шлют тематические планы, и он, представьте, не просто покупает. ОН ЧИТАЕТ. У Дудкина я попала в пещеру сокровищ, я испытывала сильное волнение оттого, что не знала, что читать сначала. Уткнулась в сводные тетради Цветаевой, там письма к Воконскому. А кто он такой? И Дудкин тут же несет на подносе том с закладкой. Я говорю: «Вот Г. Сахаров на „Илье-премии“ мне рассказал про Рыжего, который повесился…» Дудкин берет и несет на подносе две книжки Рыжего от пушкинского фонда. Я так и вцепилась. Я прочитала Могутина, его интервью и стихи с матом. Я тут даже не решаюсь повторить, но понравилось. Три года не могла прочесть версию Парамонова про смерть Марины («Солдатка» в книге «Конец стиля»). А тут пожалуйста. И вторая книга там же, и теперь я понимаю, почему ФАУСТОВ ЛЮБИТ ПАРАМОНОВА. Короче, у людей горе от ума. Я всё твержу: дайте мне ваши культурные пласты, то, на чем вы взросли. А у них одни пласты. Лучше бы не знали ничего, как Жаравин, лучше бы вообще были дерёвней, тогда я бы сказала – НУ? И надо было бы ответить своим. А не набором умных прочитанных книг. Я много читала в деревне, много писала. О новых стишках говорить не буду, их можно глянуть на http://www.stihi.ru/author.html?rakel
И беда с ними совсем. Люди говорят: брось, Галя, зря изводиться, худые стихи, ты слишком на смысл напираешь, всё забито плотно, нету воздуха, нету музыки, ты стихи пишешь, как прозу, невозможно так. Ну что ж…
Дневник писателя 14 августа.
Когда шелестят листья августа
Теперь, когда уехала семья, такая благодать, что я даже смущаюсь, не уйти ли мне совсем от них. С ними я всё время чувствую себя рабой. А одна я почувствовала себя человеком. Впервые за долгие годы – хозяйка сама себе… Я перестала готовить еду вагонами. Поджарю четыре коляски кабачка: две себе, две бабке. Куплю полкило сыру – на неделю. Компот – на два дня. Батон – на три. Или, если она не хочет ничего, просто чищеную картошку оставлю, она варит. Она ничего давно не видит, только слабые тени. Почти ничего не слышит. Я прихожу с работы в семь часов, кричу: про что думаешь? Она говорит: спала, слушала радио, вот опять всех затопило. И думаю: что придумать, чтоб не было скучно. Ничего невозможно придумать! Иногда даже читаю ей – то книжку «Русские анекдоты» Пьецуха, вот, кстати, всем интересно: и детям, и бабке, и мне. Надоело – отложи, потом опять с любого места. То свою статью про визит богослова Осипова: «Бог говорит с человеком через совесть». Статья прошла сто порогов, ее ободрали как липку, но разрешили напечатать, сам владыка подарил библио редакции…
Было беззаботно, потом деньги кончились. Деньги кончились потому,