Собрание сочинений. Том 1. Евгений Евтушенко
немецкие фильмы: «Мост» о безвыходно трагических столкновениях совести и долга, без которых никогда не обходится ни одна война, с пронзительной игрой актрисы Барбары Рутинг. Фильм «Верноподданный», по Генриху Манну, с беспощадным остроумием высмеивающий приспособленчество к любой власти, которое гордо называют «патриотизмом». Меня потрясла экранизированная трагедия «Крысы» Гауптмана с еще совсем целомудренно юной Марией Шелл. Это было настоящее гуманистическое искусство, возрождавшееся на пепле сожженных гитлеровцами книг, и никаким «реваншизмом» это не пахло, как писали наши газеты. Меня поразило и экономическое мощное возрождение страны, потерпевшей не так давно сокрушительное поражение. Герд Буцериус познакомил меня с руководителем крупнейшего концерна красавцем Байцем, и он опять оказался не «Мистером Твистером», а разносторонним, современным интеллигентом, предвидевшим объединение европейских стран, но говорившим мне, что Россия для успешного индустриального развития должна выйти из изоляции и тоже присоединиться. Какой поразительный контраст с тем, как Россию сегодня весьма неразумно для будущего человечества снова вгоняют в изоляцию. Кстати, сегодняшние «наследники Сталина» этим очень довольны – в изоляции их шансы растут. Сахаров, если был бы в живых, думаю, понял бы это, и Герд Буцериус тоже – они были близкими по христианскому мироощущению в самых сложнейших глобальных ситуациях. В нынешней Германии имя Буцериуса почитаемо – его именем названы и улица, и частный юридический институт, и институт изучения истории Германии, и Форум искусства, и литературная премия. Мне везло на удивительных людей и в нашей стране, и за границей, и я тогда переставал эти границы чувствовать. Как я могу себя ощущать несчастливым, что бы со мной ни случилось?!
13. Мое предсказание
Западногерманские журналисты вели себя со мной прилично, вполне понимая сложность моего положения, и никогда за всю поездку не было ни одного бестактного, провокационного вопроса. Но все-таки не могли же они не спросить меня о самом главном для них – о будущем их страны, отрекшейся от фашизма, но разрезанной Берлинской стеной, спросить меня, русского поэта, слову которого они верили, потому что он первым на своей родине прервал заговор молчания об антисемитизме в «Бабьем Яре», написал, да еще и напечатал в «Правде» первые стихи против политического воскрешения Сталина, защищал своими стихами, как мог, маленький остров Куба, от угрозы нападения.
На пресс-конференции в Западном Берлине мне вежливо и осторожно задали вопрос:
– Что вы думаете о будущем Германии?
Это спросила молоденькая девушка из первого ряда со значком Вестминстерского аббатства – наверно, одна из тех молодых немецких антифашистов, которые сразу после войны его восстанавливали своими руками после гитлеровских бомбежек.
В этом вопросе не было никакой легковесной журналистской наглости. В этом вопросе был страх перед моим ответом. Как будто я обладал даром предсказания