Собрание сочинений. Том 3. Евгений Евтушенко
никогда.
Не с того-то ли мы, не с того-то
так бросаемся в гогот и шум
и заемным умом анекдотов
заменяем свой собственный ум?
Есть же что-то в душе у любого,
снится что-то любому во сне…
Где оно, не словечко, а СЛОВО,
да такое, чтоб вздрогнули все?
«Когда мужики ряболицые…»
Когда мужики ряболицые,
папахи и бескозырки
шли за тебя,
Революция,
многие шли бескорыстно.
Иные к тебе привязывались
преданно,
честно,
выстраданно.
Другие к тебе примазывались, —
им это было выгодно.
Игра была грубая,
наглая,
и появилась в истории
фигура,
очень им надобная:
мальчик «чего изволите?».
Мальчики эти самые,
способные-преспособные,
пальчики свои сальные
к нашим древкам приспособили.
Они,
изгибаясь,
прислуживали,
они, извиваясь,
льстили
и предавали при случае —
это вполне в их стиле.
Гладеньки,
бархатисты,
плохого не порицали,
а после —
шли в бургомистры,
а после —
шли в полицаи.
Я знаю эту породу.
Я сыт этим знаньем по горло.
Они
в любую погоду
такие, как эта погода.
Пусть у столов они вьются,
стараются —
кто ловчее.
Нужны тебе,
Революция,
солдаты,
а не лакеи.
Улыбка лакея приятельская —
он все, что угодно, подаст.
Душа у лакея предательская —
он все, что угодно, продаст.
Ершистые и колючие,
сложна ваша участь!
Порою обиды горючие
терпели вы за колючесть!
Вы столько обид получали,
столько на вас плели!
Но шли вы куда —
в полицаи?!
Вы в партизаны шли!
Мне еще много помучиться,
но буду тверд до конца,
и из меня не получится
вкрадчивого льстеца.
Излишне меня обижают,
но это не страшно мне.
Излишне меня обожают?
И это не страшно мне.
Не страшно, что плохо любится,
что грустен, как на беду,
но страшно, что Революцию
хоть в чем-нибудь подведу.
Я верю —
она очистится
от плах в кровавой росе.
Но вдруг и она —
гильотинщица,
и даже страшней,
чем все?