И поднял его за волосы ангел. Андрей Тавров
прочитать?
– Нет, не запомнил, – рассмеялся Филипп. – Удивился, что ты так угадал с красной куклой.
– Я не угадывал, – говорю я. – Я понял. Случайно вышло.
– Ладно, – он встал с места. Но тут же снова сел и растерянно взглянул на меня.
– Ей не нравится, что я не ем мяса и собираюсь изучать китайский, – сказал он.
Я не сразу понял, о ком шла речь. Но быстро сообразил.
– Мне показалось, что ее это раздражает.
– Что ты не ешь мяса?
– Да. Она говорит, что это странно.
– Что тут странного?
– Она говорит, что это выглядит как поза.
– Что за поза?
– Не знаю. Она говорит, что изучать китайский, чтобы прочитать стихи всего одного единственного человека, это неправильно.
– Почему?
– Она говорит, что это неправильная трата времени.
– Она просто не знает, с какой скоростью ты учишь языки. Я до сих пор не понимаю, как это можно выучить немецкий за две недели.
– Нет, братец, не в этом, мне кажется, дело. Она, кажется, не может понять, что я вообще никуда не спешу. Что спешить некуда, особенно если ты нашел стихотворение, которое тебе нравится или женщину, которую любишь.
Он встал и начал запихивать в чемодан какие-то тетрадки и сверху положил томик Камоэнса. Потом застегнул чемодан и поставил его на пол, длинной ручкой вверх.
– Когда ты вернешься?
– Думаю, командировка продлится недели две.
– А что Авдотья?
– Я говорил с ней. Позвонил по телефону.
– Что она сказала?
Я волновался. Я даже немного заикался от всех этих новостей.
– Расстроилась. Сказала, что любит, что будет ждать. Потом заплакала.
– Вот видишь, – сказал я.
– Вижу, – брат усмехнулся. – И добавил: – Мне кажется, что она боится.
– Чего она боится?
– Неважно. Давай-ка, братец, прощаться. Кажется, такси пришло.
Я выглянул в окно, внизу под магнолией стояла желтая машина.
– Как-то все это неожиданно, – сказал я. – Дай я хоть чемодан снесу, что ли.
Я взял чемодан за ручку и покатил его к двери. Мне было не по себе, ноги у меня дрожали, но я старался не обращать на это внимания.
13
«В детстве вещи приходили и уходили. Приходила мама, потом приходило дерево, потом поездка с бабушкой за настольной лампой и дорога с кипарисами. В течение дня мог прийти сосновый лес за бассейном, жук-носорог, облако – прийти и так же легко уйти. Не надо было хотеть или звать их – они приходили чистыми, бесшумными и незванными и уходили также незаметно, как приходили. Они приходили из того дружественного ниоткуда, что и ты, и уходили туда же.
Впрочем, незваными ли? Какой-то зов все же был. Тот самый, который звучал во всех вещах и в тебе самом. Тихий, незаметный, словно с радужным мерцанием по самым краям. Тихий поток, который нес тебя, вспыхнувший солнечный зайчик за окном, зеленое загадочное дно фонтана у остановки, запах подснежника.
Потом это исчезло. Вещи остались, но потеряли простую