Малуша. Пламя северных вод. Елизавета Дворецкая
на возвышение… И для себя, и для дитяти. До рождения обречь его, наследника стольких княжеских родов, на обычную жизнь весняка. И хотя Малуша по опыту знала, как непроста желанная ей доля, мысли отказаться от нее все в ней противилось.
– Я тебя силой держать не стану, – сказал Князь-Медведь. – Хочешь – переночуй да возвращайся в белый свет. Я тебе и дорогу укажу. Ну а там уж придется волю родичей исполнять.
– А если я не захочу… возвращаться?
Князь-Медведь не ответил ей сразу, а какое-то время молча сидел, глядя на нее сквозь глазные отверстия личины. Словно прикидывал – а нужна ли она ему тут? Малуша сидела замерев, едва дыша, как будто решалась ее судьба. Забыла даже про миску каши, стоявшую у нее на коленях. Но сама не знала, чего хочет. Уйти? Остаться? Жить в этой берлоге, вместе с этим существом – не то человеком, не то зверем? Этого ли она желала? Может, в Выбутах оно все же лучше?
Вернувшись домой и согласившись жить в Выбутах, она решит судьбу свою и дитяти навсегда. А жить здесь, за гранью Нави – все равно что под землей. В белом свете судьбы осуществляются, а здесь они зреют. Если она сможет вырастить свою особую судьбу, выносить истинное дитя Зари, то не в Выбутах, а только здесь. А когда судьба прорастет, то сама скажется.
Пусть мудрость Нави ее научит, как быть!
– Ладно, ешь свою кашу, – Князь-Медведь отвернулся. – Утро вечера удалее, завтра еще потолкуем.
Каша была вкусная, с конопляным маслом, только несоленая. У княгини на дворе Малуша едала и получше, но никогда раньше так не радовалась миске каши. Пустую миску Князь-Медведь забрал у нее и унес к двери, где стояла лохань. Потом опять сел у печки и стал глядеть в устье, где дотлевали последние угли.
Малуша украдкой осмотрелась. Что бы она ни решила завтра, сегодня ей уж верно придется здесь ночевать. А где спать-то? Лавка, на которой она сидела, для спанья слишком узка, полатей в избушке нет. Она ведь строилась не для семьи. Лежанка здесь всего одна.
Князь-Медведь свою личину никогда, что ли, не снимает?
– Скучно так сидеть, – сказал он, едва успела она это подумать. – Расскажи что-нибудь.
– Что? – недовольно откликнулась Малуша, с тоской предвидя, что придется опять излагать все с начала про себя и Святослава.
– Ты байки знаешь какие-нибудь? А то ведь я со скуки того… могу тебя съесть.
Малуша тихонько фыркнула. Почему-то она не поверила этой угрозе. Несмотря на шкуру на плечах и личину, Князь-Медведь не выглядел существом, способным съесть девушку. Голос у него был глухой, как у того, кто не привык много разговаривать, но казался если не добрым, то хотя бы и не злым.
– Баек я много знаю, – она успокоилась. – Скажем, про то, как один человек со своим сестричем жил в лесу…
– Ну, давай, – хмыкнул Князь-Медведь, словно хотел сказать: как в лесу живут, я лучше тебя знаю.
– У одной знатной женщины должен был родиться ребенок, но она была тяжела уже шесть зим, а ребенок все не рождался, – начала Малуша.
«Сагу о Вёльсунгах» она хорошо