Мурашки для Флейты. Лада Миллер
лобик.
– Опять я всё перепутала, надо же. Ну что за наказанье!
Она берёт мой стакан и уносит на кухню. Возвращается. Усаживается рядом. Принимается болтать ногами.
– Давай рассуждать, – начинает серьёзно и деловито, накручивая светлую прядку на палец.
– Давай, – быстро соглашаюсь я и укутываю её прозрачные ножки одеялом.
– Если ты не Нино, значит Нино – не ты. Так?
– Так, – отвечаю я заворожённо. Мне хочется, чтобы наш разговор длился вечно, потому что я уже точно знаю, что в конце она уйдёт.
– Значит, Нино, из тела которой уже растут цветы, сейчас совершенно в другом месте. Верно? – и она взмахивает руками, будто вот-вот улетит.
– Верно, – и я хватаю Агатку за палец, как когдато, боже мой, как всего пару часов назад, схватила меня за палец она.
– Тогда мне надо срочно уходить, – пигалица высвобождает свой палец, смотрит на меня издалека, будто уже ушла. – Но ты не бойся, – она обхватывает меня руками, прижимается, на секунду замирает, – никогда и ничего не бойся. И не забудь про запас добра.
Утром я просыпаюсь совершенно разбитая. Смотрю на себя в зеркало. Сдуваю со лба кудрявую прядь.
Новый день не обещает ничего необычного. Может, потому что время для необычного ещё не пришло. Может, потому, что мой запас добра ещё не до конца роздан.
Новый день перетекает в новый вечер. Глаза окон темнеют и набухают дождём.
«Опять шлёпать по лужам», – вздыхаю я.
Закрываю кабинет, оставляю гореть маленькую настольную лампу.
Выхожу на улицу.
– Самые беззащитные существа на свете – это собаки и маленькие девочки, – шелестят сумерки.
«Конечно, сумерки, – думаю я. – Потому что больше некому. Пигалица далеко, а собаки разговаривать не умеют».
– Ещё как умеют, – голос обиженный. И немного простуженный.
– Не верю, – говорю я уже вслух и наклоняюсь над грязным существом. Существо дрожит и прижимается к мусорному баку. Его глаза светятся, словно две маленькие настольные лампы.
– Хорошо, – вздыхаю я, – я возьму тебя к себе. Только ты меня не оставь потом, ладно? А то в последнее время меня многие оставляют. Даже Пигалица.
Пёс взвизгивает и приникает мордой к моим ботинкам, тем самым, которые голубые, с дырочками. И Девочка, Которая Внутри, улыбается и машет рукой.
– До скорого, Пигалица Агата, – улыбаюсь я ей в ответ, подхватываю щенка на руки, и захожу в метро.
Дверь захлопывается.
Осень остаётся снаружи.
Глава четвертая
Щенок оказался мужского пола и в тот же вечер получил имя Рома.
Ромой звали моего бывшего мужа, всего несколько лет, как мы расстались, и мне всё ещё было необходимо произносить это имя вслух.
А когда я искупала и привела в более-менее человеческий вид мохнатого чёрно-белого заморыша, то оказалось, что они ещё и похожи.
Рома-щенок оказался таким же обстоятельным и нудным, как и Рома-бывший