Стрижи на рекой. Фаина Узенская
Григорьевич постоянно сквернословит, вовсе не культурный и пьет спирт, а дай Бог кому-нибудь спасти столько жизней, сколько он спас, – не соглашался Павел.
Михаил и Евдокия с улыбкой переглянулись. Они-то знали, насколько чистая душа у доктора Петрова, их друга с гимназических времен.
– Ты прав, Павел, трудно представить этого костолома в церкви со свечкой в руке, но не сомневайся в его благородстве. Это очень справедливый человек, добрый и внимательный. И очень верный. Верный своей клятве врача. Когда мир раскололся, он спасал от смерти и красных и белых, ругая при этом их убеждения. А они все ждали от него сострадания, и он всегда был к ним терпимым и снисходительным. Я рад, что ты все свое время проводишь рядом с этим человеком. Пока нет отца, Иван выведет тебя на прямую дорогу.
– Дядя Миша … – губы Павла задрожали, но он прямо посмотрел в глаза казаку, как будто о чем-то спрашивая его.
– Да, они обязательно вернутся, я верю в это.
– И я верю, – прошептал Павел.
– И я! – громко сказала Вероника.
– Ну а мне сам Бог велел,– сказала Евдокия. – Они вернутся, чтобы просто увидеть тебя хоть одним глазом.
– Скажи, Павел, неужели в больнице ты ни разу не столкнулся с чудом? Когда выздоравливал больной, на которого все махнули рукой? – Михаил внимательно смотрел на Павла.
– Нет, – решительно ответил мальчик, – чудес не бывает.
Но потом, подумав, он поправил себя:
– Иногда, правда, бывают редкие случаи, не вполне объяснимые.
– Какие, например? – Михаил не отступал от Павла.
– Одна женщина умирала от родов, просто истекала кровью. Все были уверены в неизбежности ее смерти. Кроме еще не родившегося младенца, у нее на руках оставался пятилетний мальчик. Их отца и ее мужа арестовали, и она просто не могла умереть. Женщина твердила это в перерывах между схватками, успокаивала самого доктора. Иван Григорьевич тогда состарился на глазах. У нее родилась девочка, все предвещало скорый конец, но она не сдавалась. Не знаю, что произошло, но она оставалась в живых и на следующий день, и через два дня, а на третий стало понятно, что она выкарабкается.
– Какая радость, – Евдокия отвернулась, все лицо ее было залито слезами, и она вытирала их фартуком.
– Тогда давай хотя бы признаем, что чудеса случаются, – Михаил поднял на Павла свои серые глаза.
– Да, случаются. И если это спасает жизни, конечно, я соглашусь, – Павел решительно тряхнул своим белокурым волнистым чубом.
– А если еще какая женщина будет умирать от родов, ее обязательно спасет наш Павлик! – раздался уверенный голос Вероники, и все за столом с изумлением уставились на нее. Павел демонстративно покрутил пальцем у своего виска и скорчил рожу, Михаил, улыбнувшись в усы, продолжил доедать ужин. Одна Евдокия откликнулась на добрые слова своей ненаглядной:
– Вероника, наш Павлик станет хирургом, он будет резать руки и ноги раненым солдатам. А женщин будет лечить другой доктор.
– Жалко, мы ведь тоже люди, – огорченно пробормотала десятилетняя девочка, но тут уж не выдержал