Тамара возвращает долг. Портрет обыкновенного безумия. Александр Ермилов
карманы, говнюк!», и он кидает в снег свой кошелек, снимает наручные часы, достает смартфон, а потом действительно выворачивает наизнанку все карманы в пальто и джинсах, как бы показывая, что нет больше ничего. Приказываю ему снять пальто, сесть на колени, а потом бью ботинком в лицо, ломаю нос, разбиваю губы, а девчонка визжит, оглушительно, раздражающе. И я приказываю ей вывернуть сумочку: в снег падают телефон, клатч, губная помада, пудреница, которая от удара раскрывается, показывает треснувшее зеркало, какая-то мелочь, что-то еще не нужное мне, не интересное. А девушка продолжает верещать, приговаривает, бубнит о пощаде, только не трогайте, забирайте все, пожалуйста! Я наотмашь шлепаю ей пощечину, лишь бы заткнулась.
Станислав валяется в снежно-грязевой каше, где ему и место: из носа и губ течет кровь, оставляет багровые кляксы на снегу, а я прыгаю и приземляюсь на него, потом бью его между ног, еще и еще, и под его вопль раззадориваюсь, ору: «Сегодня не позабавишься, сволочь!» и наношу финальный на сегодняшний вечер удар в его пах, продолжая размахивать пистолетом. Я почему-то не взял с собой нож, а у меня возникает острое желание порезать Стаса, оставить кровавый след на оставшуюся жизнь, возможно, свои инициалы (?), но скорее всего, это было бы слишком глупо. Я открываю их кошельки, сгребаю все мелочь и подхожу к Станиславу. Щелкаю его по носу, пинаю в ребра, пока он не очухивается и наконец-то не смотрит прямо мне в глаза. Наставляю на него пистолет и приказываю открыть рот, а потом швыряю ему в глотку монеты, говорю, чтобы глотал, давай, проглоти их все, засранец! Он давится, пытается проглотить, а я говорю, чтобы жевал снег, гад.
В этот момент я замечаю в арке между домами две фигуры, зашедшие во двор. В окнах темные силуэты, кто-то смотрит на нас, на меня, скорее всего уже вызвали полицию. Сгребаю в пакет все пожитки избитой мною парочки, закидываю на плечо пальто Стаса и бегу вновь дворами, даже не оглядываюсь, ища новые тени и безлюдье. Где-то на задворках, между гаражами я стягиваю и прячу балаклаву и скремблер, опустошаю подобранные кошельки и выкидываю их в мусорные баки. Туда же летят разломанные банковские карточки, поломанные смартфоны, с предварительно вынутыми и свернутыми сим-картами, и остальная бессмысленная утварь Станислава и его уродливой спутницы. Пальто оказывается не таким дорогим, как мое, дешевая подделка, которую он купил на уличном рынке. Я оставляю себе часы Стаса и беззаботно прогуливаюсь по парку, дорогу к которому мне неожиданно указал кот. Пальто и все найденные в кошельке деньги я бросаю нищему, безуспешно пытающемуся играть на балалайке в центре парка. И потом еще долго слушаю его слезные благодарности и пожелания здоровья всему моему роду. Почти шепотом я говорю, что никого больше не осталось.
Засыпая сегодня без включенного как обычно телевизора, я чувствую необъяснимый подъем сил и понимание правильности своего поступка.
***
В офисе