Тамара возвращает долг. Портрет обыкновенного безумия. Александр Ермилов
возвращаться с деньгами, а слушать твои объяснения, Тамара, он не хочет и не обязан, возмести, наконец, ущерб.
Утром Тамара разорвала очередное письмо. Разорвала, пока шла на остановку, оставляя за собой след из мельчайших бумажных осколков, а потом тщательно вытирала руки влажными салфетками. Солнце блестело на зеркальных стеклах высотки. В дороге она встречала одних и тех же людей, сопровождающих ее на работу в одинаковое время, точное количество остановок повторялось изо дня в день. Подходя к офису, она вспомнила записку Соседа и остановилась, словно подняв внутренний ручной тормоз. Постояла, сосчитала проходящих сотрудников, количество раз открывшихся и закрывшихся дверей, вернулась обратно на остановку, попутно набирая номер телефона подруги. Подруга продиктовала номер телефона Знакомого, и Тамара договорилась с ним о встрече через час на задворках их квартала в тупике гаражного кооператива, где высокие густые кусты и овраг всегда манили к себе любителей повздыхать в темноте или подкараулить пугливых простаков. Там, возле белого кирпича гаража, она передала Знакомому деньги, он ей ― небольшой пакетик, а потом ушел, петляя и быстро скрываясь вдалеке. Дома, в одиночестве и тишине, она раскрыла пакетик, сделала, как учили и показывали, а после закатила глаза, умоляя кого-то лишь об одном: встретиться бы с сыном. Но сына так и не увидела, только размытые круги, потом мыльные пузыри за окном, ее вытягивающиеся далеко за горизонт руки. Закружилась слегка голова, и… ничего. От скуки она включила телевизор, и почему-то телеведущая новостей показалась ей смешной и жалкой одновременно. Потом Тамара плотно поела, выпила пару литров воды и уснула в офисной одежде, не услышав, как домой вернулся муж.
Взяв отпуск, она в последующие недели дважды встречалась с теперь общим Знакомым в закутке гаражного кооператива, обменивая совместно нажитые с мужем деньги на пакетики с различным содержимым, пытаясь отыскать среди запрещенных препаратов возможность увидеться с сыном хотя бы в грезах. Но желаемое так и не приходило, только мелькали картины забытья и серость реалий. Иногда она ловила взгляд мужа, видела его бормочущие осуждения губы, слова, словно услышанные в фильме о наркоманах, попытки образумить жену, будто она капризный ребенок, не желающий выходить из комнаты, пока не купят увиденную вчера на витрине игрушку. Позже взгляд мужа остался по-прежнему осуждающим, но губы плотно сжатыми, и он почти ничего ей не говорил. Наверное, он облегченно думал, что она хотя бы не отирается по наркоманским квартирам, не рыскает по грязному полу подъезда чужого дома в поисках дозы, продавая себя за крохи наркоты. Но такого и быть не могло, она постоянно дома, в спальне, путается в собственных размышлениях, примеряя возможные думы мужа. И беспокойство его беспочвенно, даже трусливо. Он всегда был трусом. И сына потому не уберег. Услышав грохот закрываемой с размаха двери, Тамара вдруг поняла, что все