Тамара возвращает долг. Портрет обыкновенного безумия. Александр Ермилов
хотя бы пытался смотреть. Дойдя до своего двора, я внезапно стыжусь возникшей ненависти к кондуктору, возможно не стоило так громко и гневно требовать извинений. Увидев ненавистного одноклассника, я вспомнил его издевательства, заново почувствовал собственную беспомощность, и горечь отсутствия у меня какого-либо защитника: родители умерли давно, а братьев не было. Меня растил дед на крохи зарплаты сторожа и дырявую пенсию. Сейчас и дед помер.
Во дворе на лавке ютятся алкоголики, которых я знаю с детства и по привычке обращаюсь как к дядям, успевая только считать валяющиеся утром пустые бутылки водки. Приветствую, но рук не пожимаю, они эти руки, куда только не засовывают. Например, в мусорный бак за приглянувшимся огрызком яблока или пластиковой тарой, а потом, скорее всего не моют. И я всегда удивлялся долгожительству дворовых завсегдатаев, а удивление часто сменялось неосознанной и даже мне непонятной злобой: обычно я вспоминал смерть родителей, и думал, почему они погибли, не дожив до тридцати, а этим уже перевалил пятый десяток. Иногда после этого я хотел взять кухонный нож для мяса, спуститься вниз, воткнуть каждому в глаз, живот или перерезать горло. Возможно, придется гнаться за одним или двумя, зовущими на помощь, но я успею их догнать и вонзить лезвие ножа в спины. Почти сразу я успокаивался, глубоко дышал, как советовал психолог при моих приступах паники или гнева, и включал телевизор, чтобы отвлечься, увидеть привычные картины телеведущих и мировых новостей.
Я люблю смотреть ток-шоу и новости, их рассказывают красивые женщины (мужчин я не слушаю и не смотрю), и обычно о вещах и событиях, которые помогают понять: моя жизнь не так плоха. Я знаю поименно всех женщин-телеведущих на каналах, доступных благодаря прикрученной к фасаду дома антенне. Кабельное телевидение требует дополнительные деньги, что для меня дико и непонятно, когда вот же нужные телеканалы и бесплатно.
Свое дорогое пальто я аккуратно на вешалке прячу в шкаф, предварительно слегка почистив щеткой. Ботинки любовно намываю и протираю сухой тряпкой. Потом намазываю кремом, опрыскиваю водоотталкивающим средством и выставляю на обувную полку. Несколько минут я еще посматриваю на их блеск.
Допивая чай после ужина (куриная отбивная и овощной салат), снова борюсь с приступами рефлексии назойливых школьных воспоминаний. Лицо Станислава, рассекающего тротуар и снегопад, появляется передо мной снова и снова. Я стараюсь приостановить кадры, убрать помехи, почистить картинку. Всегда остается шанс ошибки, что я обознался, принял дворового алкаша за бывшего одноклассника. Возможно, я подсознательно желал видеть Стаса таким: в просаленной куртке, затертых джинсах, в сапогах, купленных на распродаже, с потеками солей от гололеда, черной шапке на коротко стриженой или (надеюсь) вовсе облысевшей голове, и с вечной щетиной на впалых щеках.
Я прыгаю в интернет, ищу в социальных