Последний рейс «Фултона». Борис Сударушкин
заново выучить «Отче наш».
Лобов откуда-то принес котомку с веревочными лямками, в ней ситцевая рубаха, кусок ветчины домашнего копчения и целый каравай подового ржаного хлеба, какого Тихон уже давно и во рту не держал.
– Обувку и штаны свои наденешь, – придирчиво оглядел их Лобов. Потом достал из кармана слежавшийся листок – метрическую выписку из церковной приходской книги. – Это – твой документ. Вызубри и забудь, что ты Тихон Вагин. Разбудят тебя ночь-полночь, ты Алексей Кузьмин из села Петровское Ростовского уезда. Отец твой – Никита Аверьяныч – держал скобяную лавку, приторговывал хлебом и скотом. Мать – Евдокия Васильевна – из мещан… Молись усердно, но держись с достоинством, ты как-никак – наследник отцовского дела!.. А вот тебе мамкино и тятькино благословение – крестик кипарисовый из святого Афонского монастыря!..
Несколько раз гонял Лобов Тихона по новой, придуманной для него биографии.
И о монастыре Тихон многое узнал. Кому угодно, хоть самому настоятелю, мог рассказать его историю. А рассказать было что – монастырю шестьсот лет исполнилось. И все эти годы князья да цари наделяли его земельными угодиями, драгоценными подарками.
И недаром раскошеливались – расплачивались монахи усердной службой, вбивали в мозги простому народу, что царь – Помазанник Божий, потому верить и подчиняться ему надо безропотно.
О многом бы поведал Тихон богомольцам, вместе в которыми пыльной, истоптанной тысячами ног дорогой брел к монастырю, повесив на посошок свои австрийские ботинки. О том, как весной восемнадцатого года монахи подняли кулаков и зажиточных крестьян окрестных сел на восстание; как во время мятежа попы пулеметами косили рабочих и красноармейцев с колоколен Владимирской и Богоявленской церквей города; как родилась тогда пословица: «Что ни попик – пулеметик».
Но молчит Тихон, а вернее – Алексей Кузьмин. Поглядывает на небо – не застанет ли на дороге дождичек, прислушивается к разговорам попутчиков-богомольцев.
Брело их в монастырь много, а разговоры всё одни и те же – о чудесах, которые творила икона Волжской Божьей Матери. То слепой, приложившись к ней, исцелился-прозрел; то калека вдруг бросил костыли и пошел быстрей здорового; то горбатый выпрямился. А одного маловера, кривого мужика, чуть не избили.
Благостно вздыхал Алексей Кузьмин, поджимал губы, крестился.
Монастырь – как крепость. Толстенные каменные стены длиной чуть не в два километра, на девяти углах – башни с бойницами. У стен крестьянские подводы, у ворот нищие и калеки милостыню собирают, тут же два монаха-привратника за порядком следят. Вплотную к монастырской стене кедровая роща подступает, в ней – затянутые изумрудной ряской пруды.
Вспомнил Тихон: на одном из могучих кедров и нашли икону Волжской Богоматери, поклоняться которой толпами шли верующие. Представил, как, путаясь в долгополых рясах, монахи втаскивают на кедр тяжеленную икону, – и чуть не прыснул от смеха, едва удержался.
Монастырское подворье широкое, кроме центрального храма еще три церкви,