Исчезнувшее свидетельство. Борис Сударушкин
ему стало бы известно, что я не выполнил его условия, и тогда он прервет переписку со мной. А теперь, после его письма и посещения музея, я заинтересовался историей «Слова» всерьез.
В субботу, когда в назначенное время я пришел к Окладину, Пташников был уже здесь. Увидев меня, он, приподнявшись из кресла, чтобы пожать мне руку, воскликнул:
– Наконец-то явились! Я уже хотел рассказать Михаилу Николаевичу, что за расследование вы предлагаете нам. Едва удержался.
– Опять, наверное, что-нибудь необычное, связанное с убийством или покушением, – скупо улыбнулся Окладин, как всегда подтянутый, сдержанный и ироничный.
– Нет, на этот раз речь пойдет не о преступлении, – успокоил его краевед. – Но тоже о тайне, и очень древней – ей уже больше восьмисот лет.
– Что же это за тайна, которую за восемь столетий так и не смогли разгадать?
После того как я объяснил, что заинтересовался историей «Слова о полку Игореве», и рассказал о посещении вместе с краеведом посвященной «Слову» экспозиции, Окладин посмотрел на меня с любопытством.
– И все-таки не совсем ясно, почему в качестве объекта расследования вы избрали именно «Слово»? Мало ли в русской истории событий, которые действительно полны загадок.
– Я просто подумал, что если «Слово о полку Игореве» было найдено в Ярославле, то нам, как говорится, сам бог велел расследовать обстоятельства его находки и гибели.
По выражению лица Окладина я понял, что мое объяснение не убедило историка, но на более четком ответе он не стал настаивать и вопросительно повторил:
– Обстоятельства находки и гибели? Значит, вы решили посмотреть на «Слово» под таким углом?
– А вы хотите предложить что-то другое? – удивился краевед.
– Мне всегда казалось, что в истории «Слова о полку Игореве» есть более важный момент.
– Интересно, какой же именно?
– Не является ли «Слово о полку Игореве» литературной мистификацией, – спокойно ответил краеведу Окладин.
– Выходит, вы так и не расстались со своими подозрениями, полностью лишенными каких-либо оснований?
– А почему я должен был изменить свое мнение? Разве за время после нашего разговора нашелся древний список «Слова» и специалисты доказали его подлинность?
От возмущения краевед не сразу смог возразить Окладину. А мне подумалось: на какую «настоящую сенсацию» намекал автор анонимного письма, которую он обещал сообщить после того, как наше расследование закончится? Не отыскал ли он еще один древний список «Слова о полку Игореве»?
Однако это предположение выглядело настолько фантастическим, что я постарался тут же забыть о нем.
– Вы так и не сказали, Михаил Николаевич, согласны ли вы принять участие в расследовании истории «Слова о полку Игореве»? – обратился я к Окладину.
– Я где-то читал, что к настоящему времени уже написано около пяти тысяч научных работ, посвященных «Слову».