Попугай Гриша и корпоративная тайна. Борис Александрович Калашников
после того, как написали «Классная работа», отступите на одну строчку, – недовольным скрипучим голосом говорила Серафима Викторовна Рыбина, начиная в первом классе урок русского языка. – Сегодня будем учить очень важное для мышей слово «нора», – она нервно застучала по доске мелом, выводя тонкие колючие буквы. – Спишите с доски и запомните: первый слог пишется через букву «о», подчеркните эту букву зеленым карандашом и запомните навсегда!
Серафима Викторовна отряхнула коготки и, блеснув стеклами очков, обернулась к классу.
Сорок семь сереньких головок наклонились над столиками. Ученики с сопением и кряхтеньем выписывали новое слово в тетрадях. Упершись ладонями в бока, Рыба прошла вдоль доски к окну и с тоской посмотрела на школьный двор.
Свое прозвище она получила не только за фамилию. Всегда затянутая в длинную, расклешенную книзу серую юбку, в больших круглых очках на узкой нервной морде, она действительно напоминала поставленную на хвост тощую селедку.
– Серафима Викторовна, Серафима Викторовна, – запищал кудрявый, кареглазый мышонок со второй парты. – Можно спросить?
Рыбина, с досадой обернулась и, вытянув вперед шею, окатила ученика недовольным взглядом.
– Спрашивай, Длиннохвостиков, но только по делу.
– Вы знаете, что Константин Вадимович купил дорогущего попугая?
– Знаю.
– А правда, что попугай называется говорящим, а говорить не умеет?
– Не мешай вести урок! Выполняй задание! – раздраженно пропищала учительница.
– А я уже выполнил, – не унимался Длиннохвостиков, – и я хочу знать, почему он называется говорящим, если не говорит.
– Много, Костя, будешь знать, скоро состаришься, – хихикнула с третьей парты отличница Ира Зернова – полная мышка с длинной косой.
– А ты помолчи, не с тобой разговаривают, а с учительницей, – Костя повернулся к однокласснице и показал ей розовый язычок.
– Длиннохвостиков, как ты себя ведешь? Дай сюда дневник! – Рыба с такой силой бросила мел, что он, ударившись об пол, разлетелся на мелкие кусочки. – У меня сорок семь гавриков и, если каждый будет показывать язык…
Не окончив фразу и не разъяснив, что же может произойти в случае, если весь класс одновременно выкинет подобное безобразие, Серафима Викторовна, резко развернувшись, решительно двинулась к Длиннохвостикову, но неожиданно остановилась: Славик Слёзкин, уткнувшись носом в тетрадь, неловко выводил левой лапкой странные каракули.
– Слёзкин! Кто тебя учил так сидеть? Что ты скрючился, как китайский иероглиф? Сядь ровно! Распрями спину! Подними голову! Когда же ты, наконец, научишься писать правой, как все нормальные мыши?! – Рыбина заглянула в тетрадь и, увидев коряво нацарапанное через всю страницу по диагонали сверху вниз слово «наро», где буква «о» к тому же была подчеркнута красным, запричитала:
– Боже мой! Это не ученик писал, а курица лапой! Глаза б мои не смотрели! Как с такими можно работать?!