Солнце больше солнца. Игорь Алексеевич Гергенрёдер
Докажи, сволочь! – и здоровяк размахнулся.
Обреев, умевший ловко уворачиваться от кулаков, умел и бить, не замахиваясь, что тогда было новым для села. Уклонившись от удара, он стукнул противника в скулу – тот шатнулся, сделал два шага назад, чтобы удержаться на ногах, встряхнул головой и, вновь занося кулак, ринулся на парня. Илья легко увернулся и, опять не замахиваясь, тюкнул мужика в ту же скулу. Тот повалился мешком. С улицы взгально закричали:
– Убьют друг дружку!
– Железкой он его!
Упавший, матерясь, встал, вышел со двора. Илья и Маркел закрыли ворота, вдвинули в скобы брус. Светил блёсткий месяц, до того скрытый облаком; люди, продолжая гомонить, стали расходиться. Илья с Маркелом смотрели, что натворил пожар; полуодетые девушки поспешили в дом, Лизка стеняще-горько пожаловалась:
– Уж больше не попариться!
Убитые тем, что их баню подожгли, подруги уныло ходили по тёмному дому, не зная, что делать: не начинать же наново игру? и не было охоты ложиться спать. Лизка произнесла жалобно, со вздохом:
– От всего этого я оголодала.
В кухне, где Мария зажгла лампу, взяла банку варенья, стала его есть с хлебом. Санечка принесла из горницы выпитую на треть бутылку самогона, предложила подругам. Лизка, Ленка и она сама выпили по полстопки, Мария и Варвара, отказавшись, сели на лавку у стены. Пришли перепачканные сажей Илья и Маркел.
– Балки не сгорели, держатся, но надо менять, – сообщил Илья.
Варвара вдруг с опаской, словно остерегаясь кого-то постороннего, произнесла:
– А помните – в день Мокея было, – она имела в виду день Святого Мокия, – я сказала: солнце заходило о-ой багровое! Значит, будет лето с пожарами. Ну и вот вам!
Илья вздохнул и усмехнулся:
– Как будто война идёт кругом без пожаров – а Мокей указал именно, что нашу баню зажгут.
– И как будто пожары кончатся с этим летом, – добавил, тоже усмехаясь, но зловеще, Маркел.
27
По Саврухе проехали верхом гонцы атамана Дутова – объявляли мобилизацию. Начать её, по нуждам войны, должны были гораздо раньше, но Дутов дал военнообязанным отсрочку, чтобы убрали хлеб.
Илья Обреев не так давно хлебал из солдатского котелка. С началом мировой войны был призван, оказался как умелец в шорной мастерской тыловой части, а когда летом 1917 года стало ясно, что власть Временного правительства – не такая уж и власть, умотал в Савруху к Данилову.
Теперь сказал Маркелу, что от дутовской мобилизации надо укрыться, против чего тот, само собой, не возразил. Восемнадцать ему ещё не исполнилось, оставался почти месяц, – но на это могли не посмотреть.
Они с Обреевым до ночи готовились к отъезду, недолго поспали и, лишь стало светать, укатили на подводе со двора, взяв с собой Марию.
Сытый сильный конь нёс их дробной рысью не к ближнему чернолесью у речки, а к дальнему лесу, в котором было где укрыться. Маркел наслышался, что такое бой, взрывы снарядов, а как пули ударяют в тело человека, и сам уже видел. У парней сосало под ложечкой от мыслей о вероятном будущем,