Хамсин. Ирина Говоруха
росли жесткие рыжеватые волосы, пахнущие сыром Бри с еле уловимым аммиачным оттенком. Внимательно слушала его сон, пытаясь укрыть плечи. Он смахивал простыню по пояс, спросонок объясняя, что это лишнее. Муж никогда не мерз.
Они еще находились в постели, когда розовые фламинго бежали по воде, набирая разбег для взлета, и когда уставший бедуин, одетый в галабею, разжигал костер из сухих прутьев ретамы, чтобы заварить себе чай с пряной марвой. Может для того, чтобы подлечить свое разбитое сердце?
Из забытья ее вывел звук входящего смс на Димкин телефон. Его уже не было рядом. Давно. Она специально потрогала простыни. Они остыли и казались абсолютно ледяными. Все ее измученные нервные клетки пришли в боевую готовность и поползли уродливые, как щупальца, дендриты и аксоны к дверям ванной. Для улучшения слышимости – пожали друг другу руки, создавая синапс. И, конечно же, все уловили.
Димка сидел на пушистом коврике и чуть раздраженно говорил:
– Ника, я же просил, не пиши мне! Я сам выйду с тобой на связь.
В трубке что-то бормотали, не делая пауз и не расставляя запятых. Он слушал, как провинившийся, а потом кардинально изменил интонации на более теплые:
– И я очень по тебе скучаю, солнышко. Потерпи еще немного.
Опять сопение… Вздохи… Плач…
– И я тебя очень люблю. Держись, малышка…
Лада подтянула к себе колени и застонала. Из нее тут же потекла еще теплая белая жидкость, и, капнув на бордовую простыню, превратилась в неопрятное сизое пятно.
Они встретились у двери ванной и срезались глазами. В глазах Лады плескалась холодная ненависть. В Димкиных – загнанность в угол, растерянность, страх. Она молча прошла в свободную спальню и громко закрыла за собой дверь. Он сел в салоне на диван и включил телевизор. Лада заломила руки и сцепила зубы:
– Зачем мы сюда ехали и везли свой грязный багаж непонимания? Зачем притащили свои беды, свой жизненный уклад в такую святую страну? Мы же ее этим оскверняем.
– Я хотел все исправить…
– Тогда перестань быть тюфяком…
– А ты перестань быть такой сильной…
Будь, пожалуйста,
послабее.
Будь,
пожалуйста.
И тогда подарю тебе я
чудо
запросто.
И тогда я вымахну –
вырасту,
стану особенным.
Из горящего дома вынесу
тебя
сонную…
(Р. Рождественский)
Лада замотала головой, выветривая стих Роберта Рождественского. Последние пару лет Димка постоянно его цитировал. Чаще всего бездарно и невпопад. Затем легла на пол, по-бабьи взвыла и прикрыла голову руками.
Рано утром в пустыне Сахара отдыхал поджарый одногорбый верблюд с мощными зубами размером в человеческие пальцы. Рот плотно закрыт. Веки с двойными ресницами опущены. Он выглядел совсем усохшим, хотя мог еще целую неделю продержаться на ногах за счет скудного жира в горбу. А еще