Все еще я. Nikki Tozen
трудно прочитать мысли. Никогда не знаешь, о чем они думают на самом деле.
– Он очень гордый. Боюсь, жизнь обломает его крылья, и ему станет невыносимо жить, – с каким-то испугом в голосе прошептала женщина.
– Нэнси, перестаньте читать Байрона, – попытался сыронизировать Эйден.
Вскоре они уже ехали по нижнему Манхэттену, поднимая головы кверху так высоко, насколько это было возможно, чтобы хоть как-то разглядеть один из самых высоких небоскребов в мире.
– А оно выше Шанхайского Торгового Центра? – поинтересовался Блэйм у Эйдена.
– Нет, Шанхайская башня на сто метров длиннее.
– Ничего себе!
– Ты интересуешься строительством, Блэйм?
Парень залез обратно в салон лимузина.
– Нет, мне просто интересно. А мама говорила вам о моей неизлечимой форме дислексии?
– Блэйм, – Нэнси стукнула его по ноге.
– Что? У него дислексия? Я думал, это несерьезная проблема.
– О, только не в его случае, – резко оборвала разговор Нэнси, оставив Эйдена в недоумении.
– А вот и дом, милый дом, – они, наконец, подъехали к зданию «Гранд Палас», выполненному в кричащем стиле ар-деко, который гармонично вписывался в панораму одной из самых знаменитых улиц мира.
С первого взгляда небоскреб напоминал зиккурат. Темная с золотом скала величественной тенью падала на улицы Нью-Йорка. До тридцатого этажа насыщенно-черный фасад здания был выполнен в незатейливом стиле, зато, подняв голову повыше, можно было разглядеть, как пышно он декорирован золотыми пилястрами и карнизами на самых высоких этажах, а верхушку украшали небольшие башенки золотого цвета.
– Вы называете гостиницу милым домом? – язвительно заметил Блэйм, когда они заходили в зеркальный вестибюль.
– В строительстве этого здания я принимал непосредственное участие, – сухо заметил Эйден. – Несколько этажей в этом здании я выкупил у своих акционеров еще на этапе строительства и сейчас использую их в качестве служебных квартир. На данный момент мои дети проживают здесь, – сказал он, когда они входили в лифт с позолоченными дверями.
Нэнси готова была испепелить Блэйма взглядом за его наглость.
Вскоре они приехали на сорок восьмой этаж и прошли в обширный зал, посреди которого стоял огромный обеденный стол, за которым уже собрались дети Эйдена.
– А это моя роза – Виктория, мы зовем ее Викки, – указал он на свою старшую и единственную дочь.
– Папа, прекрати, – засмущалась пухлощекая девушка с вьющимися золотыми кудрями и ярко-голубыми глазами. Что-то было в ее внешности викторианское: крупные молочные руки, статная осанка, длинная шея – она напоминала портреты женщин с полотен Эдуарда Мане. – Я очень рада вас видеть, мисс Хаббард. Спасибо, что не отказали и пришли вместе с Блэймом к нам на ужин.
Пропустив наигранную прелюдию дочери мимо ушей, Эйден продолжил:
– Это Александр – единственная надежда семьи Драфт и мой преемник. В этом году ему исполнилось тридцать