Депрессионизм. Максим Николаевич Грибанов
полумраке не так различимы муки.
Молиться…
Мне надо молиться, но я не молюсь,
Хотя и по-прежнему с твёрдостью верю,
Что искренней верой
В любовь и поддержку спасусь,
Стучась в полумраке в закрытые наглухо двери.
Подняться…
Мне надо подняться, но я не встаю.
Мне хочется спрятаться под одеялом в постели:
Там старый утёс…
Я стою на краю,
И носится ветер без всяческой видимой цели.
Как странно,
Как странно:
Здесь как-то живут,
А я погибаю в момент безотчётного страха,
И знаю, что руку мне не подадут,
Но я буду ждать, стоя здесь, до последнего взмаха.
ПОМЕРКШИЙ СИЛУЭТ
Моя утрата,
Ты –
Страшнее всех потерь.
Ты –
Гиблая любовь,
Изранившая душу.
Утрата – значит «нет»,
Но ты со мной,
Послушай:
Моя утрата,
Ты –
Страшнее всех потерь.
Моя разлука,
Ты –
Тоска безликих дней.
Ты –
То, что не вернуть,
Но не покинет душу.
Ушедшего ведь нет,
Но ты со мной,
Послушай:
Моя разлука,
Ты –
Тоска безликих дней.
Моя надежда,
Ты –
Померкший силуэт.
Ты
Превратилась в Тень,
Закравшуюся в душу.
Тебя ведь больше нет,
Но ты со мной,
Послушай:
Моя надежда,
Ты –
Померкший силуэт.
ПОСЛУШАЙ, ПОСЛУШАЙ
Послушай, послушай меня, друг мой,
Я не много скажу, ты лишь тихо меня послушай.
Покажу тебе дом я, стоящий в забвеньи, пустой,
Дом, в котором забыты когда-то в нём бывшие души.
В этот дом просто так ты не сможешь войти,
Я тебя проведу, отворив в его комнату двери,
Но из комнаты этой обратно не будет пути,
Так что можешь прилечь на привинченной к полу постели.
Здесь уныло и душно, и тени сползают вдоль стен,
А от сырости в старом матраце холодно;
Потолок закопчён и теснит попадающий в плен
Сквозь железо решёток луч пыльного ржавого золота.
И, в надежде взирая на призрачный свет,
Мир увидится нравственным, чистым, гуманным…
Но от страха, затмившего разум, спасения нет –
Так мечта вмиг окажется мыслью наивной и странной.
Ей представится, как умерщвляли невинных детей,
Как бросали в костёр пожелтевшие старые книги,
Как сжигали живыми замученных страхом людей… –
Их теперь не сжигают: теперь они просто безлики.
Ты один здесь, ты болен, но вера жива.
Что для веры быть может важнее