Разбег в неизвестность. Павел Дмитриев
две тысячи десятому году промышленного контроллера! Если, конечно, не обращать внимания на смешную скорость АЦП и габариты, ничем не уступавшие хорошо знакомой БЭСМ-4.
Следующим шел представитель глушковской или украинской школы. Разумеется, не «МИР», на такое он попросту не тянул, да и вообще, сложно было представить себе что-то менее подходящее для промышленности – архитектурно и идеологически.
В противоположность ему «Днепр» оказался вполне пригоден для задач управления. Производительностью он заметно уступал изделию ВНИИЭМ. Всего восемь тысяч операций в секунду, двадцать шесть разрядов. Внешних портов раза в два меньше, зато «железо» компактнее – пятьсот двадцать килограмм.
Однако показываться в Киеве после разговора с академиком Глушковым совсем не хотелось. Да и сама ЭВМ «Днепр» не будила особо теплых чувств, классические шкафчики, всего и разницы – не двухметровые вдоль стенки, а в полтора раза ниже и посередь зала.
Замыкало список ленинградское СКБ-2, директором которого значился Филипп Георгиевич Старос. Их ЭВМ называлась УМ1-НХ, имела производительность лишь пять тысяч операций в секунду и пятнадцать разрядов. Базовое количество каналов ввода-вывода оказалось необыкновенно скромным, то есть примерно соответствовало привычным для меня значениям, хотя и могло быть значительно расширено дополнительными блоками. Но размер… Эта ЭВМ была настольной! Всего-то плотно набитый печатными платами сундук метровой ширины. Совершенно необыкновенное обстоятельство для СССР тысяча девятьсот шестьдесят шестого года!
Большой плюс состоял и в том, что в данный момент эта команда находилась в «подвешенном состоянии». До смерти Королева они принимали участие в космической гонке с проектом бортовой ЭВМ УМ-2С. Но сейчас в этой отрасли шли глобальные перестановки, и никто толком не знал, чем закончится катавасия[71]. Товарищ Устинов имел на Староса виды в плане каких-то морских систем, но в данном случае был готов уступить нам «право первой ночи».
Не обошлось без существенного «подводного камня». Причем почти в буквальном смысле – ЭВМ УМ1-НХ имела военного «братика» – БИУС «Узел» для советских подводных лодок[72]. Нельзя в самой «миролюбивой» стране мира делать хоть что-то нормальное исключительно на гражданские нужды, не иначе Маркс с Лениным запретили. Впрочем, Семичастного это не смутило, видимо, флот и КГБ в данный момент времени были настолько далеки друг от друга, что еще не утратили способности конструктивно сотрудничать.
Однако еще более интересной оказалась личность директора СКБ-2. Он был иммигрантом из США![73] Не знаю, какая причина побудила его покинуть «страну свободы» и сколько раз он об этом пожалел, но в СССР Старос развил бурную деятельность. Говорят, что именно благодаря его лоббированию микроэлектроники перед Хрущевым подмосковный Зеленоград был срочно перепрофилирован с текстильного направления на полупроводниковое. Вот только видеть иностранца на высокой должности захотели
В реальной истории Ф. Г. Старос, он же Альфред Сарант, не смог сработаться с новым генеральным конструктором ОКБ-1 В. П. Мишиным и стал разрабатывать БИУС «Узел» для дизельных подводных лодок проектов 641Б и 877. В середине 1966 года началась эскизная проработка этого проекта.
Размеры УМ1-НХ – 880х535х330. Но это без блока питания (80 килограмм) и устройств связи с объектами (УСО). Эта ЭВМ, полностью укомплектованная УСО, имела обычное для своего времени количество вводов-выводов, измеряемое в сотнях и тысячах.
Альфред Сарант был другом известного коммуниста Юлиуса Розенберга, казненного с женой в 1953 году за шпионаж. Розенберги стали первыми гражданскими лицами, казненными в США за шпионаж.