Странники войны: Воспоминания детей писателей. 1941-1944. Отсутствует
И в бане я в купальном костюме кладу каждого на скамью, тру мочалкой с двух сторон, старшие подносят воду, обливаю каждого, кладу следующего. Купальник прилип к телу, по лицу течет пот. Ко мне подходит Лиза Лойтер и говорит: «Флора, где ты настоящая: на приеме в бархатном платье или здесь, в бане?» Я с раздражением отвечаю: «И тут, и там – настоящая».
Кормили нас «сбоем». Знаете, что это такое? В мирное время эти коровьи внутренности выбрасывают. Однако на кухне тоже работала мама – жена писателя Кушнирова, и она ухитрялась сделать их съедобными. Но моим ребятам всё равно надо было что-нибудь интересное рассказывать или читать, чтобы они ели механически. Помню, как читала «Хижину дяди Тома».
Однажды в «мертвый час», когда дети спали, мы с Лелей Златовой (она была литературным критиком) стояли в вестибюле интерната, перед столовой. Раскрылась дверь, и вошла женщина, почти незаметная, в старом коричневом костюме и коричневом берете, остановилась, оглядываясь кругом – куда ей дальше идти. Меня точно током ударило.
– Ты знаешь, кто эта женщина?
– Нет, – равнодушно ответила Златова.
– Это же Марина Цветаева!
Я подбежала к ней, схватила ее руки и заглядывая в не то зеленые, не то серые потухшие глаза:
– Вы – Марина Цветаева!
Она слегка откинулась назад от моего наскока и спросила:
– А разве здесь меня кто-нибудь знает?
А я в ответ:
Гора горевала,
А горы глиной горькой горюют
В часы разлук…
Глаза ее мигом засветились.
Не отпуская ее рук, я спросила:
– Ну как вы? Как вам там?
Она ответила одной фразой:
– У каждого человека должен быть кусок твердой почвы, чтобы не вязла нога.
(Елабуга была немощеной деревней.)
Я, восторженно:
– Вам надо переехать сюда. Здесь же все, здесь Асеев…
– Здесь негде жить, нет комнат, всё занято.
– Вы будете жить у меня. У меня есть комната, а сама я всё время в интернате, – тараторила я, восторженная дурочка. И тут же подумала, что Стонова не откажет мне в разрешении поставить раскладушку возле моих малышей.
– Но для этого нужно разрешение правления.
– Ну и что ж? Всем заправляет Асеев. Я завтра утром пойду к нему.
И мы условились встретиться здесь же через четыре дня.
Назавтра рано утром я уверенно зашагала к Асееву («…этот
может, хватка у него моя…»). Дверь мне открыла Ксана (жена Асеева. вся розовая, в чем-то розовом. Певуче-барским тоном, растягивая слова, она сказала: «Флора, что так рано, мы так рано не встаем». И она зевнула. Из дверей другой комнаты, завязывая кисти теплого халата, вышел угрюмый Асеев:
– Что случилось, Флора?
– Извините, Николай Николаевич, что так рано, мне же нужно поднять ребят, отправить их в школу, – заискивающе оправдывалась я. Потом восторженно: – Приехала Марина Цветаева! Ей там очень плохо, надо, чтобы она переехала сюда, здесь же все, здесь ВЫ.
Пристально вглядываюсь и вижу