Лжедьявол. Екатерина Хайд
ремень. Физического превосходства опасается каждый, чтобы понять превосходство интеллектуальное и нравственное, требуется время, и относятся к нему по-разному. К превосходству, я имею в виду, а не ко времени. Между тем, терпение этого человека может внезапно оказаться не безграничным и оборваться ровно в тот момент, когда вы сядете за стол, не вымыв рук.
Именно поэтому я чрезвычайно осторожна и бдительна, когда оказываюсь перед кухонным порогом.
– Всё в порядке? – спрашиваю я, будучи абсолютно уверенной, что ничего не в порядке.
Кухня, тем не менее, выглядит нормально. Тётка оборачивается: она несколько раскраснелась, в руках у неё пластиковый кувшин под молоко и пустая бутыль из-под масла; шкафчики с посудой разинули двери.
– Алиса, – пытается тепло улыбнуться мне тётка, одновременно закрывая шкафы, – ты уже вернулась? Аккуратнее, не заходи на кухню: у меня тут бутылка с маслом лопнула.
И я действительно вижу на кухонном кафеле глянцевую маслянистую лужу.
Лужи, позвольте, на пустом месте не образуются, равно как и бутылки не лопаются сами по себе. Её можно ронять на пол, можно наполнять песком и использовать, как гантель, можно сминать, можно бросать в огонь – она и тогда просто сморщится и ни за что не лопнет. Если бы пластик разваливался от малейшего к нему прикосновения, мир не говорил бы всё время ни о каких экологических катастрофах. Но пластик делается на века! Археологи будущего, найдя наши свалки, брошенные города и останки всякой животной мелочи, вроде черепах, застрявших в упаковке от пива, останутся уверены, что в наше время пластик был частью каждого уважающего себя живого организма и предназначался для защиты от злых духов и привлечении особей противоположного пола – археологи и историки почему-то поголовно уверены, что люди прошлого нуждались только в охране и оргазме, и я не вижу причин, по которым будущие поколения не станут думать так же о нас.
Однако я отвлеклась. Это злосчастное масло будто скалится мне с пола, говоря, что я ну никак не могу проигнорировать и его тоже, что мне придётся либо отправится на бал к Сатане, либо сойти с ума – иного выхода нет. Я тем более убеждаюсь, что это очередное Знамение, потому что тётку мою зовут именно Анной. И, по правде говоря, это уже совсем не смешно.
– Вам помочь? – произношу я. Губы у меня одеревенели, ноги стали ватными.
– Нет, – заверяет меня тётка, – я сама уберу.
Но я всё равно вешаю пальто на спинку ближайшего стула и иду за тряпкой. Мне очень не по себе от происходящего: такие, казалось бы, бытовые мелочи случаются всё время и на деле ни у кого не должны ассоциироваться с дьявольщиной. Ладно ещё козлы и чёрные кошки! А скажи я кому сто лет назад, что моя тётка разлила масло, потому что на землю явился Дьявол, меня бы сочли сумасшедшей. В принципе, даже без упоминания масла это прозвучало бы как бред, а уж с маслом и вовсе угрожало бы клеймом «неизлечимо».
– Покажись, – говорю я, с трудом скрывая злость, – и объясни, зачем ты всё это делаешь.
В