Четвертый кодекс. Павел Ганипровский
вмятиной лбом твердо сказал ему, что хочет изучать майя, на профессора что-то нашло. Во-первых, он откуда-то точно и определенно знал, что этот парень расшифрует знаки майя, хотя одна эта мысль казалось нелепой. А во-вторых…
…Профессор вдруг очутился в мире, не похожем абсолютно ни что, словно бы внутри калейдоскопа, который непрерывно вертела некая могучая сила. Буйные цвета, которые никто не мог бы видеть в реальности, перемешивались самым причудливым образом, создавая великолепные паттерны, тут же рассыпающиеся и соединяющиеся в новые. И так бесконечно. Здесь была бесконечность – откуда-то Столяров знал это. Более того, он мог осмыслить само это понятие, и оно больше не пугало его.
И из этого паттерна бесконечности вдруг выросло человеческое лицо. Лицо Кромлеха. Но это больше не был сидящий напротив профессора встревоженный юноша с пронзительными глазами и огромным лбом, изуродованным вмятиной. Нет. Это был… Не будь Николай Алексеевич атеистом, он бы сказал, что это какой-то бог. Но поскольку никакого Бога нет, возникло другое слово: «Вождь». Это был взрослый, может, даже старый – очень старый и величественный человек, лицо которого было бесконечно спокойным и мудрым. Глаза были закрыты, но Столяров знал, что Вождь жив.
И тут лицо стало пугающе изменяться – при этом непостижимым образом оставаясь лицом абитуриента со смутными перспективами по фамилии Кромлех. Но… это был уже не человек. Нет, точно не человек, а что-то вроде рептилии – с голубовато-серой, местами покрытой какой-то роговой чешуи, кожей, костистым гребнем на голове, с маленьким ртом, плотно прикрытым четырьмя губами… Сморщенные веки поднялись, и на профессора в упор глянули выпуклые глаза с красной радужкой и щелевидными зрачками. Быстро мигнуло перепончатое третье веко. Под глазами Столяров видел жаберные щели…
– Майя? А почему именно их? – словно со стороны, услышал он свой ответ на реплику абитуриента. В реальном мире время не двинулось. Столяров наглухо закрыл в сознании заслонку перед своим видением.
Теперь, в пьяном расслаблении, заслонка приоткрылась, и Столяров забросил в себя еще порцию алкоголя, чтобы закрыть ее вновь.
Но Евгений понял, что творилось в создании профессора. Он сам не раз видел эту многоцветную и многослойною, постоянно меняющуюся бесконечность, откуда иногда приходили видения удивительных мест и странных существ. Кромлех больше не думал, как иногда в детстве, что сошел с ума. Теперь он знал – совершенно точно – что это его судьба. И что никакой КГБ, никакой Столяров, и даже сам Хозяин – да и никто вообще – не смогли бы встать между ним и ее исполнением. А если попробуют, против этого выступит сама Вселенная.
Евгений Кромлех. СССР. Калининградская область. 21 июня 1947 года
Мимо Женьки проехала, обдав пылью, очередная машина, водитель которой не обратил внимания на его поднятую руку. Уже десятая машина. А может, двенадцатая. Кромлех уже давно не считал их – с час, наверное. Просто брел по шоссе от Пиллау… вернее, Балтийска.
…Уговорить отца оказалось