Четвертый кодекс. Павел Ганипровский
что в компетентных органах попросту не понимали, что с ним делать. Но теперь Евгений знал все, что было возможно, о сенотах и лабиринте заполненных водой пещер под Юкатаном – гидросистеме, на которой возникла цивилизация майя.
Так что документ гласил, что он войдет куда-то через эти самые пещеры – «изнанку мира». Причем, в определенном месте, ибо фраза «рот колодца колдунов воды» обозначало город Чичен-Ица. Вероятнее всего, речь в документе шла о расположенном там Священном сеноте – неподалеку, кстати, от пирамиды бога Кукулькана…
Это знание окрасило предшествующие годы неким грозным ожиданием. Евгений ни на минуту не усомнился в том, что надо сделать именно так, как написано в кодексе. А как иначе? Конечно же, он сделает все, чтобы попасть на Юкатан, погрузиться в сенот и войти… Куда?
Болон Йокте обозначал Марс. Очевидно, это указание на какие-то астрологические обстоятельства – майя без них не могли жить, все свои действия сверяя с движением звезд и планет.
Иш-Таб, богиня самоубийства, сидящая на ветвях Древа жизни и препровождающая души самоубийц в Шибальбу?.. Майя почитали суицид доблестью, но это мало что давало для уяснения, к чему она там был упомянута.
А вот «великая перепонка перехода», она же почему-то вагина… Кромлех не был уверен, но каждый раз, когда он перечитывал эти слова, в нем вспыхивало воспоминание из юности: огненно пульсирующая багрово-оранжевая клякса, разлившаяся в центре совершенного мрака. И вспыхивающие в мозгу слова: «Ненго», «Двери», «Мембрана».
Эти слова все прошедшие годы звучали и в его странных снах, когда он раз за разом оказывался перед огненным входом в неведомое, рвался туда, но всякий раз просыпался в самый последний момент.
Он называл ЭТО Мембраной – за неимением лучшего названия. Когда попадет туда, станет видно, что это такое. А что он туда попадет, Кромлех не сомневался ни на минуту.
…Луну скрыли тучи, и сразу же на сельву рухнул мрак. Настало безмолвие – почему-то разом примолкли цикады и ночные птицы.
Кромлех пошевелил горящие в костре ветки пеналом от рукописи и – бросил его в костер. Старое дерево принялись лизать жадные язычки, оно затлело и вскоре стало огненной плотью костра.
Евгений задумчиво смотрел на оставшийся в его руках кодекс.
«Ягуарунди-женщина, ее зовут женский грот»…
Он знал, про кого это написано. И не хотел думать о смысле этой части рукописи.
Он познакомился с Илоной, когда кодекс уже был почти расшифрован, но долго не мог понять, что это именно она – Кошка Лона. Представить себе не мог, что его поздняя любовь станет ноющей раной, зияющей впадиной на его странном, невероятном, но для него неизбежном пути. А когда понял, было уже слишком поздно.
Кодекс гласил, что они расстанутся – остального он просто не понимал. Но то, что позвать ее с собой было невозможно, что она попросту не восприняла бы его откровения – по крайней мере сейчас, для него было очевидно. И он оторвал ее от себя. Сделать это оказалось трудно – гораздо труднее, чем он думал. Но он это сделал.
Коротким