Мальчик глотает Вселенную. Трент Далтон
нас к очередному секретному лестничному пролету, который вел из машинного отделения на смотровую площадку, где Дрищ сказал, что брисбенские дети обычно бросали через перила монеты и загадывали желания, пока те летели вниз семьдесят пять метров до крыши Сити-Холла.
– Я желаю иметь больше времени, – сказал я, бросая через перила медную монетку в два цента.
И время пришло.
– Зажмите уши! – улыбнулся Клэнси, поднимая глаза к огромному синему стальному колоколу, который я сперва не заметил над нами. И колокол оглушительно пробил одиннадцать раз, едва не разорвав мне барабанные перепонки, и я изменил свое желание на другое, чтобы время остановилось в тот момент, и чтобы это желание сбылось.
– Ты видишь все детали, Илай? – спрашивает Дрищ через стол.
– А? – вскидываюсь я, возвращаясь в настоящее.
– Ты улавливаешь все детали?
– Да-а, – отвечаю я, озадаченный испытующим взглядом Дрища.
– Ты ухватываешь все эти периферийные штуки, малыш? – спрашивает он.
– Конечно. Всегда, Дрищ. До мельчайших подробностей.
– Но ты пропустил самое интересное, что есть в этой статье.
– Неужели?
Я изучаю статью, снова просматриваю слова.
– Подпись, – говорит он. – В нижнем правом углу.
Подпись, подпись. Нижний правый угол. Глаза бегут ниже, ниже, ниже, по типографским словам и картинкам.
Вот она. Вот подпись.
– Какого хрена, Гус!
Я буду отныне ассоциировать это имя с днем, когда я научился управлять временем.
Это имя – «Кэйтлин Спайс»[18].
Дрищ и я пристально смотрим на Августа. Он молчит.
Мальчик убивает быка
Я вижу маму через полуоткрытую дверь спальни. Она стоит в своем красном выходном платье перед зеркалом, висящим на внутренней стороне дверцы шкафа, и застегивает на шее серебряное ожерелье. Как может любой мужчина в здравом уме не быть счастливым в ее присутствии, не быть довольным, не быть благодарным за то, что по возвращению домой его встретит она?
Почему мой отец положил на все это большой и толстый хрен? Это переполняет меня яростью. Она так офигительна, моя мама. К чертовой бабушке всех и каждого из тех озабоченных придурков, которые смели приблизиться к ней на расстояние шага, не получив сперва на это право у Зевса.
Я проскальзываю к ней в спальню и сажусь на кровать рядом с ней и зеркалом.
– Мам?
– Да, дружочек?
– Почему ты сбежала от моего отца?
– Илай, я не хочу говорить об этом сейчас.
– Он плохо с тобой обращался, ведь так?
– Илай, этот разговор…
– …Состоится, когда я подрасту, – заканчиваю я за нее. Все, переход к новой строке.
Мама слегка улыбается в зеркало шкафа. Наполовину смущенная, наполовину тронутая моим беспокойством.
– Твой отец был нездоров, – говорит она.
– Мой отец хороший человек?
Мама
Эта надпись – Кэйтлин Спайс (Caitlyn Spies) – по-английски пишется так же, как «Кэйтлин шпионит» (Caitlyn spies).