Каменная пациентка. Эрин Келли
будет видно по-настоящему отчетливо. Отсюда при желании можно разглядеть военный мемориал.
– Я вам рассказывала, как однажды объявили тревогу, когда я была маленькой?
Это самая длинная фраза, которую я услышала от матери за последние месяцы. Мы с Колеттой мгновенно замолкаем. В детстве она рассказывала нам эту историю бессчетное число раз, как и в любой хорошей сказке, в ней скрывалось предостережение.
– Нет! – отвечаю я. – Расскажи сейчас.
Я нажимаю кнопку «Запись» на своем телефоне, чтобы сохранить эту историю навсегда. Колетта понимает. Ее лицо дергается от напряжения в усилии сдержать слезы.
– Мне было года четыре, – говорит мама, сдавливая свою картонную коробочку и зачарованно глядя, как воздушные пузыри появляются на конце соломинки. – Какой-то педофил, или растлитель малолетних, как их называли в то время, перебрался через стену. Все еще одетый в то, что они называли «строгой одеждой» – такие ужасные штаны из мешковины, в которых заставляли ходить самых отпетых. Боже, этот пронзительный звук сирены. У нас были инструкции от мамы: что бы мы ни делали, где бы ни находились – на улице или на болоте, – услышав этот звук, мы должны тут же кинуться домой. Вот такой звук: а-ауууууу… – Мама начинает изображать сирену, ее голос медленно повышается и медленно утихает – знакомый звук из черно-белых фильмов про войну. Это продолжается чересчур долго, но у нас не хватает духу остановить ее. – Вам повезло, девочки, вы жили без этого звука. Он пробирал до костей. Они вызвали настоящий вертолет, который летал тут над головами. Большинство детей из нашего городка впервые увидели его. Мы бежали по домам, но остановились и начали махать ему. Мы больше взволновались от вертолета, чем от страха перед тем сумасшедшим. Даже тогда в округе не происходило ничего другого, кроме того, что связано с больницей.
Соломинка выпадает из ее коробки, и мама безуспешно пытается затолкать ее обратно через маленькую дырочку в фольге, морщась от разочарования своей неудачей.
– Они поймали того человека? – спрашивает Колетта, хотя мы обе знаем, что его обнаружили в скаутской хижине через час.
– Какого человека? – переспрашивает мама. Это выглядит так, словно последних пары минут никогда не существовало. – Какого человека? – Она снова пытается вставить соломинку, а затем смотрит на Колетту с детской обидой. Я заканчиваю запись, зная, что если когда-либо найду силы прослушать это еще раз, мне придется нажать на «Стоп» за несколько секунд до конца.
– Никакого, – отвечает Колетта, засовывая соломинку обратно в дырку и сжимая мамино плечо. Пока я читала лекции о стиле возрождения времен королевы Анны или о развитии Гарден-Сити, Колетта умывала, протирала и утешала. Сэм прав. Мне нужно находиться здесь. Я должна была быть здесь уже несколько месяцев назад. И дело не только в моей матери, за которой нужно ухаживать.
– Эй, Марианна, кстати, – говорит Колетта. – Джесс спрашивал о тебе в пабе прошлым вечером. Все, люди, держите под замком своих дочерей. Он снова одинок,