Каменная пациентка. Эрин Келли
видится, а от кого отстранился. Стрелка на табло возле лифта переключается с верхнего направления на нижнее.
– Как там Клей? – Это имя я произношу с осторожностью.
Джесс надувает щеки.
– Он просто кошмар, что еще сказать? Выглядит так, будто все гладко и ровно, но никогда по-настоящему не знаешь, что с ним. – Это горькая ирония, что, несмотря на работу Джесса – он хоть и не медбрат в психбольнице, как его собственный отец, но бригады «Скорой помощи» регулярно доставляют туда районных пациентов, – когда душевное расстройство происходит в непосредственной близости, его реакция скорее «избегать», чем «обсуждать». Наше прошлое, конечно, может иметь к этому какое-то отношение.
– А Марк и Триш?
– Мама-папа? – Он всегда упоминал своих родителей вместе, одним составным словом, как бы подчеркивая, насколько они близки как пара. Это то, чего он ожидал от нас с ним. «Он винит в нашем разрыве произошедшее, а не меня» – этой своей фантазии я потакаю в равной степени из доброты и малодушия. – Они в порядке, учитывая обстоятельства. Ты знаешь, что она теперь практически прикована к дому? Думаю, они хотели бы встретиться с тобой, пока ты тут. У тебя не получится на этот раз использовать свою обычную отговорку, что ты мимолетом.
Мне не верится, что он просит меня об этом. Разве я могу взглянуть им в лицо, после того как поступила с их сыном?
– Я… э-э… ну, я не знаю… это может показаться немного странным…
– Спроси себя сама. Чайник, как говорится, у них всегда на плите.
Двери лифта вздыхают, открываясь. Возможно, это и мой дом, но Джесс вводит меня внутрь все еще с остатком собственнических чувств по отношению к этому месту и ко мне. Мы встречаемся глазами в зеркале и с легкими улыбками смотрим на свои смягченные и постройневшие отражения. Я знаю, о чем он думает: мы по-прежнему выглядим хорошей парой.
– Как дела у Хонор?
– Тоже все ровно, более-менее. Трудится, чтобы получить Би-Эй. – Как только я это произношу, то понимаю, что аббревиатура, означающая степень бакалавра, до него не дойдет, однако объяснять было бы снисхождением. – Голдсмит-колледж, в Южном Лондоне. Она делает инсталляции из татуированных кусочков кожи. По крайней мере, пока она протыкает иголкой старую кожаную сумку, она не режет себя. Колетта сказала тебе, что она была в «Лиственнице»?
Джесс кивает. Мне не нужно объяснять ему, что такое «Лиственница». Это нечто вроде монастыря или реабилитационного центра; название, понятное для посвященных, место, где вы притворяетесь, что решили завязать после того, как снова перебрали просекко на Рождество; автобус номер шесть нашего времени.
– У нее было несколько ужасных лет, но ее новое лекарство, кажется, ей подходит, и она уже шесть месяцев без рецидива, так что…
Лифт выпускает нас в сверкающий коридор. Джесс выходит первым.
– О, это великолепно, – говорит он, хотя и неясно, какое именно достижение он имеет в виду. – Хорошая девочка. А как поживает То, Что Я Зову Сэмом?
Джесс