Песнь о птице Алконост. Елена Александровна Машенцева
не на минуту больше не упуская из вида уязвленных лап. Зрелище, надо сказать, действительно завораживало: толи тигриные, толи орлиные лапы, с пугающими, неестественно длинными, синеющими смертоносными лезвиями, а теперь еще без труда выворачивающиеся в любую сторону благодаря изощренной фантазии палача. Говорят, что у гарпий сниженный болевой порог. Не знаю, какой уж там болевой порог у людей, но эти пытки даже я выносила на грани сознания.
–Болит?– участливо поинтересовался паренек.
Вот уж не ожидала. Неужели он и впрямь сочувствует?
–Не очень.
На самом деле, все было более чем плохо. Шрамы на теле глухо ныли от застарелой боли и вымученно чесались. В кровь попало заражение, так как вот уже третьи сутки я чувствовала, что организм пытался бороться, повышая температуру. Не менее раза в день теряла сознание. Да ещё «тимировы перчатки». Слышала, как палачи нахваливали их волшебное действие, буквально сламливающее волю подопытных. Куда там не вопить, когда под девичьи ногти искусно загоняют длинные ржавые иглы, играют, проверяя тело на податливость раскаленным тупым гвоздям, внимательно наблюдают за реакцией и делают пометки в прошитом аккуратными стежками журнале. Из кожи бывших пленников, надо полагать – зачем же добру пропадать? А потом железные оковы и замедленный хруст поддающихся суставов. По одному. Регенерация принялась за дело тут же, но я меньше всего радовалась ей. Ведь исковерканные пальцы заживали не правильно. А улыбчивые старательные палачи только довольно косились: праздник мучителя – вечная пытка! И теперь, чтобы все исправить, придется ломать кости заново. Полгода мучиться придется. Дождаться, когда заживут, а потом, фиксируя лубками, выправлять по одному. Можно, конечно, сразу все, но тогда без помощи не обойтись. Да только в этой неуютной холодной стране я, похоже, осталась совсем одна.
–Так как, – вяло поинтересовалась я,– жить хочешь?
Дважды паренька просить не пришлось. Он, выказывая добровольную и самоотверженную заинтересованность, с готовностью кивнул. Я усмехнулась, тыльной стороной лапы вытерла намалеванные усы, и облизнулась последним предупредительным жестом: «Не вздумай подвести!». Поваренок вздрогнул, машинально уворачиваясь от синих когтей.
– Тут кухня недалече. И выход на двор. Они,– заблеял он, кивая на железную дверь,– давно уже там все облазили. Замолкли, значит, следов не нашли. Покои хозяина наверху. Думаю я, тролли нонче там, решают, что делать будут. На кухне только Шила и Буза. Но они тебе не враги.
Странно, неужели в этой тюрьме есть кто-то, кто окажется «не врагом». Стены, и те дышат затаенной жестокостью и злобой. Ещё я ощущала неясный кисловатый запах, заставляющий желудок скручиваться от тошнотворных позывов. Так может пахнуть только черная магия. Пусть гарпии не обладают магическими способностями, но одного у нас не отнять: магию мы чувствуем на расстоянии всем нутром, кожей.
–Тебя-то как звать?
–Рашаль. Я – помощник повара буду. Почитай, целую луну тут работаю.
–Луну, говоришь, – это хорошо,–