Сталин летом сорок первого. Николай Шахмагонов
у окна, предался воспоминаниям.
…Они всё дальше уходили от родного села. Мать о чём-то думала и нашёптывала негромко:
– В Скородумово к бабе Маше? Нет, нет… Опасно. А если в Пирогово к тётке?!
Под утро пошёл дождь, мелкий, надоедливый, осенний.
– Мам, холодно, я весь промок, – говорил Мишутка.
– Ну что ж, тогда бежим к тётке Нюре в Пирогово.
В темноте подкрались к дому и едва достучались. Громко-то мать дубасить в дверь боялась. Зачем внимание соседей привлекать? Постучала в одно окошко, затем в другое, и наконец кто-то отодвинул занавеску и приоткрыл форточку:
– Хтой-то там?
– Я, тёть Нюр, это я, Аня.
– Чой-то? А-а… Бегу, бегу. Ступайте к двери.
Отогрелись в тёплом доме чаем, Мишутку отправили на печку к хозяйским детям. Но он не мог сразу уснуть, слушал. Мать куда-то собиралась, а тётка и дядька её отговаривали. Доносилось приглушённое:
– Нет, я должна, должна…
– Да ведь опасно же…
– Я должна…
Вскоре скрипнула входная дверь. Ушла мать в ночь, в дождь.
Когда Мишутка проснулся, её ещё не было. Сели завтракать, а потом тётка Нюра, взяв коромысло, отправилась к колодцу – там место сельских новостей.
Вернулась испуганная, расплескав всю воду. С порога сообщила:
– В Спасском-то, в Спасском дом барский сгорел и там, сказывают, комиссар сгорел – не успел выбраться. Это тот, которого тамошний барин подранил. – А потом тихо так сказала, обращаясь к Мишутке: – Поймали, сказывают, твою мамку-то, сказывают, поймали и прибили. Тебя, сказывают, теперича ищут.
И уточнила, что подручный комиссара приказал доставить к нему буржуйского отпрыска живым или мёртвым.
Мишу весь день прятали на гумне, а сами, видно, совет держали – что делать-то? Прознают, что родичи в Пирогово, придут и быть беде. Решили, что надо ему скрыться. А как? Вроде и не по-людски, вроде и не по-русски, да только ночью муж тётки отвёл его далеко от деревни. Благо потеплело и дождь прекратился.
Остановились близ города, и сказал дядька на прощание:
– Ты, Мишаня, забудь, из какого села идёшь и как звать мамку твою. А пуще всего забудь имя барина. Не то, так я думаю, не сносить тебе головы. Не сносить…
Он смахнул со щеки слезу.
– Вот тебе, Мишаня, посох на счастье. Я с ним на заработки в город хаживал. Ступай, поищи приют. Я б сам тебя туда отвёл, да как бы лишних вопросов не стали задавать. Как отвечать? А ты ничего не знаешь, ничего не помнишь! О барине совсем не поминай! Да и мамкино имя тоже забудь, надолго забудь. Понял? Говори, что давно бродяжничаешь…
Всё «забыл» Мишаня, хотя как совсем-то забудешь, если фамилия помещика была чем-то созвучна с названием реки, на которой стояло село. Река Теремра! И вот теперь услышал, что это – Терем Бога Ра!
От реки и пошла такая непривычная для тех мест фамилия. В селе много было Савельевых, Тулиновых, были, как водится, Ивановы.
Как сквозь туман, окутавший