Четыре жезла Паолы. Алла Гореликова

      Сам он продирался по снегу, как по болоту, медленно, с явственным усилием, оставляя за собой распаханную борозду следов. Сумерки окрасили снег синим, и Паола подумала: здесь, похоже, небо и земля и правда друг в друге отражаются.

      А еще здесь слишком уж свободно звукам. Воет – а не поймешь, далеко ли, близко. Паола все оглядывалась, вертела головой, боялась – набежит стая, возьмет врасплох. Даже она, неопытная, понимала: рыцарь не сможет долго сражаться, увязая в глубоком рыхлом снегу.

      – Гидеон, мне страшно… – Стыдно было признаваться, но молчать – и вовсе невыносимо. К тому же Паола никак не могла унять дрожь.

      – Мне тоже, – мрачно признался рыцарь. – Вот что, если встретим кого, ты говори – ближний город ищем, к старейшинам идем. А зачем, не знаешь, я командую.

      – Ладно, – согласилась Паола. – А с чего ты вдруг так? Они ж нам союзники, чего бояться?

      – Они нам – да, – Гидеон отчетливо скрипнул зубами, – а мы им? Да кто знает, как оно сейчас, сколько без вестей по глуши шатаемся… Эх, Паола, будь моя воля…

      Рыцарь резко выдохнул, наклонил голову и пошел вперед. Снег стал глубже, Гидеон брел медленно, шепотом ругаясь сквозь зубы. Черные волосы покрылись инеем. Паола подышала на закоченевшие руки, растерла лицо, уши. Оглянулась. Зеленые земли виднелись куда ближе, чем она думала. Как же медленно двигаться по этому снегу! Прав был Гидеон, не стоило идти сюда на ночь глядя, не успеют они к ночи до леса…

      А еще здесь очень уж быстро темнеет. Привычный неторопливый вечер скомкан, ужат до предела: уходящий день до последнего цепляется за белизну снега, кажется, еще долго должно быть светло, и вдруг – ночь. И ветер – тоже вдруг.

      Ветер поднялся внезапно и резко. Вот только притененный синими сумерками снег нетронутой гладью стелился под ноги, и вдруг – взвихрился, ударил в лицо сотней злых острых булавок, забил глаза белесой мутью, завыл, захохотал в уши. Белый кокон обнял Паолу. В один миг она потерялась, перестала понимать, откуда и куда шла, а главное – где Гидеон. Она попыталась крикнуть, но ветер заглушил ее голос, забил рот снегом, перехватил горло удавкой. Она протянула руку, но рука не нашла опоры. Откуда-то Паола знала: попытается взмахнуть крыльями – останется без крыльев. Переломает, перемелет, сомнет… Паолу охватил ужас – слепой, животный, помрачающий сознание. Она умрет. Они оба умрут. Вот прямо сейчас. Они замерзнут насмерть, их тела занесет снегом, волки обглодают их, ветер разметет кости… и споет метель… Слезы примерзали к ресницам, ни рук, ни ног уже не было, не было будущего, не было надежды, только пел смутно знакомый девчоночий голос, тихий, заунывный, равнодушный, о том, как в ночи темным-темно. И выли волки. А может, это в маленьком городке далеко-далеко отсюда, на самой границе с орочьей полынной степью, веселая маркитантка баюкала дочку-безотцовщину.